Журнал «Если», 1998 № 03
Шрифт:
— Да, — говорил я. — Да. Да. Да.
И думал при этом: «Зевс. Зевс. Зевс».
И мы с Афродитой странствовали по всему миру и видели все его красоты и чудеса, и было их не счесть. Словом, она заставила меня не думать о моем предназначении. Путешествовать с Афродитой, скажу я вам, это настоящая сказка. Поэтому я позволил себе отвлечься.
Но не забыл, для чего рожден на свет.
Я — воплощенное беспокойство и всесокрушающая сила. Таким я родился. Того, с кем я должен поквитаться, поблизости нет. Но он жив, я знаю! Он прячется под чужой личиной. Притворяется смертным — может, потому, что ему это нравится, а может, у него просто нет выбора. Как ни крути, в этом лучшем
Но я его разыщу. И когда это случится, я сброшу маску и явлюсь таким, каков есть. Ростом с высоченную гору. И вы увидите сотню моих голов, и ярость моя вырвется на свободу. И снова мы с Зевсом сойдемся в рукопашной, и на этот раз победа будет за мной.
Это я вам обещаю, милые смертные малыши. Можете считать мои слова предостережением.
Когда грянет битва, погибнут многие из вас. Как это ни печально. Да, человеческий разум в моем нынешнем теле мало-мальски научил меня состраданию, а потому хочу заранее попросить прощения за ущерб, который неизбежно вам нанесу. Мне очень жаль, честное слово, но ничто не заставит меня отказаться от возмездия.
Зевс! Ты слышишь? Это Тифон, последний титан, вызывает тебя на бой!
Зевс, где же ты?!
Владимир Губарев
Мириам Салганик
ОКО ЗА ОКО?
В рассказе Р. Силверберга, последнем из опубликованных автором на данный момент, звучит неожиданная для современной цивилизации тема языческого возмездия, безграничного и беспощадного. О трансформации этого понятия, движении от возмездия к воздаянию, размышляют культуролог, специалист по религиям Востока М. Салганик и журналист-политолог В. Губарев.
Один из авторов этой статьи, побывав год назад в горах Чечни, взял интервью у местного жителя, казнившего по приговору «шариатского» суда односельчанина — убийцу своей жены и детей. «Ну, теперь-то вы чувствуете себя удовлетворенным?» — спросил корреспондент. — «Нет, у меня троих убили, а я только одного. Еще двух родственников убить надо», — последовал ответ. — «А кого?» — «Не знаю. Мы над этим думаем. Может, отца, может, мать».
Понятия возмездия, мести появились, видимо, еще в ту пору, когда человек еще не совсем выделился из звериного царства. Изначально это было продолжением никогда не прекращавшейся борьбы за сохранение своего вида, позднее — семьи, рода, племени. Не случайно осуществление кровной мести чем-то напоминает то, как разъяренная медведица или тигрица идет по следу охотника, лишившего ее детеныша.
Долгие тысячелетия институт кровной мести помогал нашим предкам удерживать внутренний мир в своих сообществах, столь уязвимых перед лицом могущественных внешних сил. Не случайно языческие боги, возьмем ли мы пантеон древних греков, славян или германцев, не склонны были отказываться от сладкого чувства мести. Однако по мере усложнения форм человеческого общежития из своего рода регулятора месть превратилась в угрозу развитию. И становление любой цивилизации, как правило, начиналось с введения табу на кровную месть. В одних случаях ответственность переводилась в материальную плоскость —
Что же такое воздаяние?
С самого начала времен люди подозревали, что некая Иная Сила имеет власть над миром и всем сущим в нем, не исключая и человека с его — предположительно осознанными — действиями.
Стремление к гармонии в форме социальной справедливости всегда и повсеместно укладывается в формулу столь же простую, сколь и непосильную для человека: зло должно быть наказано, добро — вознаграждено. По справедливости.
Говоря о справедливости, мы неизменно имеем в виду людское — кто же станет попрекать за несправедливость ураган или землетрясение? Слепые силы природы, говорит человек, тем самым неявно приписывая людскому поведению и взаимоотношениям между людьми некую зрячесть, осознанность, регулируемость. И ответственность.
Конечно, даже самая примитивная организация человеческих сообществ зиждется на законе, начинается с закона, вводящего в некие рамки наказание за проступки. Заметьте — все начинается с попыток регулировать наказание за дурное, но отнюдь не вознаграждение за добро.
Почитать Конрада Лоренца, так это даже не с человеческих сообществ начинается, а с организации жизни стаи. Но человек лишь отчасти животное. Во-первых, ему с самого начала жизни объявлен смертный приговор, а животное не знает своей смертности. Но главное в том, что стремясь к гармонии, человек распознает во Вселенной Бога.
И узнает в нем Высшего судию всего. Ему и только Ему вершить высшую справедливость, воздавая за все.В Ригведе — одной из древнейших священных книг мира — сказано:
«Бог один, но мудрые зовут его разными именами…» И идут к нему разными путями.
Считается, что на свете есть шесть мировых религий, и все они зародились на Востоке. Это три авраамические религии — иудаизм, христианство и ислам, а также индуизм, зороастризм и буддизм.
Авраамические религии и зороастризм строго дуалистичны, в том смысле, что ими признаются как средоточие абсолютного добра, так и средоточие абсолютного зла, пребывающие в извечном противостоянии; буддизм, по сути, отрицает бога, утверждая, что Вселенной правит высший Закон; индуизм с его неисчислимым сонмом богов, провозглашает высшей Реальностью всеобъемлющий Брахман (Абсолют).
Махатма Ганди совершенно справедливо говорил, что перегородки между религиями и верованиями все равно не достают до неба. Пожалуй, лучшее тому доказательство — поразительное сходство в описаниях духовного опыта, мистических прозрений и переживаний, которые испытывали последователи различных религий, будь то христианские святые, великие мусульманские суфии или индусские и буддистские подвижники. Почитайте «Цветы» Франциска Ассизского или «Евангелие от Рамакришны», и вы убедитесь в этом.
Вместе с тем различия между религиями несомненно сказываются на представлениях их последователей, в частности, на представлениях о том, как вершится воздаяние. Похоже, что человек одновременно осознал и свою смертность, и то, что конец его земной жизни не означает конца счетов за его деяния.
Уже в языческой Древней Греции начинается трансформация идеи возмездия в понятие воздаяния. Богини мести Эринии, преследующие Ореста, превращаются в Эвменид, что в переводе означает «благостные». Наказывается уже не конкретная личность — наказывается проступок.