Журнал «Если», 1998 № 11-12
Шрифт:
— Как овсянка и дрожжи?
— Овсянка — это съедобный пластик. Из чего получают дрожжи — не знаю. Может быть, мы привезли их сюда, может статься, это вообще местный продукт. Некоторые из моих растений — как раз с сеятеля. Видишь вот эти зелененькие? Это ростки пшеницы. Я измельчаю их и пью сок. Это — земное, как мы с тобой, как коровы. Другие растения местные — вот эти оранжевые и красные. Хотя мы избавились от многих форм местной жизни, но она все же таится в укромных уголках, ее по-прежнему очень много.
— Жуки и призрачники.
— Ну да. Должно быть, ты их постоянно встречаешь.
—
— Думаю, богомолы-призрачники попадают через вентиляцию основных холодильников или по дегазационным трубам шахт. Они крепкие орешки, ведь эта планета — не самое удобное место для жилья. Знаешь, почему?
Семнадцать кивнула. Она узнала это на прошлой неделе.
— Потому что в этой системе нет метлы. Нет Юпитера, который бы притягивал кометы, падающие с туманности Урта. Поэтому нужны Наблюдение за Кометами и Обслуживание — иначе бы этому миру крепко доставалось раз в сто лет. Но почему это так, Док? Почему вокруг нашего солнца только большие планеты?
— Никто точно не знает. Вероятно, первоначальный диск, из которого сгустились планеты, вращался медленно — поэтому большие планеты образовались близко и заперли в своих недрах тяжелые металлы. Но это только теория.
Док постоянно поражался ее невежеству и страстному желанию учиться. Она знала о Великом Событии, но думала, что оно разрушило только Фабрику, а не весь мир. Она не знала ни о заселении Терры, ни о подъеме Синдика, не знала, почему люди поднимаются на поверхность, не знала, что этот мир был всего лишь одним из сотен миров. Она была подобна ростку, что пробивает себе путь к солнцу, разламывая асфальт. Она жадно впитывала знания, которые получала от него. Она сама, на основе этих знаний, поняла, почему орбиты имеют форму эллипса. Она, как губка, впитала Ньютонову механику, тензорное исчисление, взаимодействие нейтронов. Он не тратил деньги, которые Семнадцать приносила ему — они еще понадобятся девушке, когда она поднимется в мир.
Люди начали замечать, что Семнадцать проводит уйму времени с Доком Робертсом. Мать сказала дочери, чтобы та о себе не очень-то воображала, и они снова страшно поссорились. При этом мать непрерывно помешивала дрожжевой суп, а последний малыш ползал вокруг них. Семнадцать ракетой вылетела из дома и на углу рынка напоролась на Дима Тусклого.
— Скажи, чего ты путаешься с этой старой развалиной? — спросил он. Дим был один — ничего не скажешь, счастье привалило. Его тело сплошь покрывали татуировки, из одежды на парне были только шорты, чтобы выпендриться — показать нашпигованные стероидами мышцы. От него несло потом и мазью, которой он выводил свои мерзкие прыщи. Люди мельком смотрели на них и поспешно отводили глаза — о Тусклом ходила дурная слава.
— Док не настоящий мужик, — сказал Дим, обрызгав ее слюнями.
— Эту штуку оттяпали, когда он был наверху. Или ты забавлялась с его костями?
— Ты туп, как червяк, — парировала Семнадцать. — И там у тебя тоже — как дохлый червяк,
— Что-то ты зарываешься, девонька! Придержи-ка язык!
Дим попытался закрыть ей рот рукой, но она укусила его за палец и убежала.
— Мы с ребятами найдем тебя даже в туннелях, слышишь, стерва! — разорялся Дим ей вслед. — Мы тебя рассверлим вдоль и поперек!
На следующий день в коллекторе видели призрачника — тот стоял над телом убитого им ребенка. Через день Док сказал девушке, что скоро приедут Хозяева — на охоту за жуками. Для нее это могло стать хорошим испытанием — лучшим, чем экзамены.
— Ты отличишься, Семнадцать, они обязательно заметят тебя.
— А вы можете устроить, чтобы меня взяли в загонщицы? Я хорошо знаю туннели, лучше, чем кто бы то ни было.
— Кажется, зацепка у меня есть. Я вхожу в Синдик, хотя и на самом низком уровне — примерно на том же, что и надсмотрщики на Фабрике. Те работают на фабричных боссов. Над ними — попечители, а над теми — владельцы синдикатов. Чем выше — тем лучше видно. Вот последние и видят дальше всех. Они дают нам немного из своих богатств, чтобы уверить нас — мир существует для их процветания. Поэтому-то у нас существует Наблюдение за Кометами и все прочее.
— А один из них поможет мне?
— Они приедут сюда охотиться на жуков, а не на гениальных девчушек. Но тебе надо непременно обратить на себя внимание кого-нибудь из них.
— И он отправит меня на Службу? Наверх?
— Ты достойна лучшей доли. У тебя есть разум, Семнадцать.
Доктор поднял руку — моторчик на его внешнем скелете застрекотал. С кости свисала кожа — словно старые тряпки с вешалки.
— Посмотри на меня, — сказал Док. — Вот что происходит с людьми, которые поднимаются на поверхность. Дистрофия мышц, ломкость костей, нарушение кровообращения. Радиация и Служба стерилизуют людей, поджаривая их чуть не до хромосом. Радиация вызывает рак. У меня отрезан метр кишок.
— Это все равно лучше, чем Фабрика.
— Верно, — согласился Док. — Они сделали меня гражданином, дали мне медицинское образование и профессиональную подготовку. Но Синдики не любят, чтобы люди постоянно жили наверху, — они не хотят терять контроль над миром! Представь, что люди вздумают нацеливать ракеты на Терру, вместо того чтобы отражать их. Тебя поднимают однажды, потом, если ты хорошо себя покажешь, тебя могут поднять еще раз, но затем — сбрасывают в дыру. Послушай, Семнадцать, мне сорок два года. Я протяну еще лет пять…
Семнадцать приготовилась было сказать, что это на десять лет больше, чем жизнь любого рабочего Фабрики, но заметила, что Док не слушает.
— Разум, подобный твоему, — продолжал Доктор, — должен гореть сто лет. Вот что обязаны дать тебе Хозяева, когда узнают цену тебе.
Почти каждый вольнонаемный и работник записались на участие в охоте, и почти никто не попал в число счастливцев. Но Семнадцать попала — она уже многому научилась. Дима в списке не оказалось, как и других его приятелей. После того случая она видела парня только раз и не смогла удержаться, чтобы не поддеть его. На следующей неделе он не сможет ей досаждать — предстояло слишком много тренировок.