Журнал «Если», 1999 № 03
Шрифт:
— Опасно было, Меся, дорогой, ты уж извини, другого выхода не было.
Меся что-то соображает и уже озабоченным тоном спрашивает, заговорщицки метнув по сторонам взгляд:
— Что значит «опасно»? Финты?
К нам бочком подбирается телеоператор, я киваю:
— Я потом объясню, ладно?
Как и все рукопожиматели до него, Месроп исчезает внезапно, словно привидение. Потом долгий и невнятный разговор с молодым лейтенантиком, потом подходит майор.
— Жму руку, — с хмурой уважительностью говорит он и действительно жмет. — Таких психов, как ты, я не видывал… А если бы я не отвернул?
Я с улыбкой вру:
— Тогда бы отвернул я. Только, конечно, после
— Ага, — с легкой обидой поддакивает майор. — Я для тебя сильно нервный.
— Что-то вроде того.
Майор вскипает:
— Да для тебя и египетская пирамида — истеричка!
Его кто-то зовет, а я устало отворачиваюсь, уверенный, что майор так же бесследно и быстро исчезнет из этого эпизода, как исчезали все остальные. Запах паленой резины все еще преследует меня, и мне тревожно. Прикидываю, к кому бы присоседиться на предмет возвращения, но тут же с хихиканьем осекаюсь. «Ситроен» теперь вроде бы мой, так что домой можно и на нем.
— Ну что, пошли? — слышу я голос сзади и с неприятным чувством понимаю, что майор, к сожалению, не исчез.
— Куда, товарищ майор? У нас с вами вместе вроде бы…
И в ответ слышу невероятное:
— Во-первых, не майор, а всего-навсего Капитан. Пусть чин и меньше, зато пишется с большой буквы. Ну так что?
В ужасе-прострации оборачиваюсь. Плотно скроенный монстр с горящими глазами, в руке — ружье навроде базуки.
— Ты не забыл? Тебе еще надо пройти допинг-контроль, — рычит Капитан.
— Я ничего не… Подождите, подождите!
Мне бы успокоиться — ну, подумаешь, еще раз перешел в Москву-Два, с кем не бывает. Но становится по-настоящему страшно. Меня толкают в спину — иди.
Запах жженой резины режет глаза и ноздри. Меня волокут по трассе, завернув руки за спину, схватив за волосы, насильно голову поворачивают:
— Гляди, с-с-сука!
Капитан, моя совесть, моя мука непрошеная, свою физиономию приближает к моей.
— Гляди!!!
Поперек трассы, градусов под тридцать к перпендикуляру, стоит его «краун-виктория» со сбитой передней фарой. Неподалеку, на обочине, догорает вверх чадящими колесами мой «ситроен». И там что-то такое спекшееся на водительском месте. Черный дым оттуда — невозможный, грязный, противный.
Совсем мне плохо становится. Безысходно. Толкаемый в спину, я пытаюсь сосредоточиться.
Пытаюсь, пытаюсь, пытаюсь…
Видеодром
Экранизация
Вл. Гаков
Страна Гринландия
Судьба произведений одного из самых светлых прозаиков XX века на экране сложилась не слишком удачно. Что тому виной — сложный литературный материал или амбиции режиссеров, увидевших в чужих произведениях возможность для самореализации?
Продолжить серию статей, посвященных экранизациям литературной фантастики (а это, как легко сообразить, совсем не тождественно фантастическому кино), приходится на почти траурной ноте. Увы, когда дело доходит до экранизации произведений Александра Грина, всякая иная тональность может быть воспринята как не подобающая случаю…
При этом я считаю, что почти все творчество писателя проходит по ведомству фантастики. Дело не в отдельных фантастических элементах — вроде летающего человека или «одержимой» машины, решившей отомстить своему
Так вот, с Грином — фантастическим и внешне абсолютно реалистичным — в нашем кинематографе происходило что-то непостижимое. Я далек от мысли, что существовал тайный орден режиссеров, объявивших кровавую войну «гринородцам» и «гриномасонам» до победного конца. Но откуда тогда это варварское нашествие киноорды на мирную и тихую Гринландию, зачем эта планомерная посмертная охота на писателя, жизнь которого и так была донельзя трагична?
Часть заранее просчитываемых неудач в кампании по кинематографическому освоению Гринландии можно списать на трудности экранизации фантастической классики вообще.
Когда, к примеру, в «обычном» кино берутся за экранизацию классики, от оглушительного провала всегда гарантированно спасет простая добротность, аккуратность в изложении литературного материала — последний в большинстве случаев сам и «вывезет». Классика фантастическая — материя весьма хрупкая, браться за нее нужно с величайшей осторожностью: может рассыпаться от одной неудачно выбранной детали!
Книгам классиков фантастики долгую жизнь обеспечивают, в основном, два фактора: недосказанность, дающая простор читательскому воображению, и внутренняя структурная целостность. Ну и, разумеется, герои. Моральную амортизацию может претерпеть «научный фон», ну да не беда: Марс «Аэлиты» будет по-прежнему существовать в каких-то своих художественных измерениях, что бы по этому поводу ни говорила наука… В картинах же, воспользовавшись жаргоном «новых русских», все приходится делать чисто конкретно.
А кроме того, ведь это Грин! Писатель сложный (хотя по языку на удивление простой и ясный), весь построенный на настроении, выбивающийся из традиционных литературоведческих схем, работавший на стыке авантюрно-приключенческой литературы, романтизма, новой «готики» и даже фэнтези. Грин, почти забытый, затравленный и отлученный от читателя при жизни и кончивший свои дни одиноким, больным, голодным! Сказал же его герой, министр Дауговет в «Блистающем мире»: «Никакое правительство не потерпит явлений, вышедших за пределы досягаемости»…
И вдруг, в одно мгновение Грин становится чуть ли не культовой фигурой во времена хрущевской «оттепели»; более того — символом расхожей масс-культовой романтики, поставленной на конвейер: в те годы имя Ассоль присваивалось не только студенческим клубам, но и стиральному порошку, и «Алыми парусами» звалось каждое третье кафе.
Действительно, как такого экранизируешь? И все-таки займемся печальной инвентаризацией киногринландии.
Первая же лента по Грину, как ни странно, принесла поистине фантастический успех. При том, что выбрано было одно из самых нефантастических произведений автора — романтическая сказка «Алые паруса»! Но… То ли режиссер взялся за Грина «идеологически» ему близкий — мастер советской киносказки и спецэффектов Александр Птушко. Или, может быть, в год первого полета человека в космос была острая нужда в романтически красивых сказках. Конечно же, прибавил популярности фильму и впечатляющий дебют совсем юной Анастасии Вертинской, которой замечательно подыграл тогда еще также молодой Лановой в роли традиционного сказочного принца. Так или иначе, но «Алые паруса» (1961) просмотрело 22,6 миллиона зрителей, и фильм по сей день остается лучшей экранизацией Грина.