Журнал «Если», 1999 № 03
Шрифт:
Господи, хоть бы что-то похожее на Большую Медведицу, на Орион или Кассиопею…
«Не смей», — сказал я себе. И вдруг почувствовал, что хочу есть. По-настоящему, как раньше. Я обрадовался, сел. Придумал себе фаянсовую тарелку с рисунком из кленовых листьев (с трещинкой), а в ней — капустные пельмени, такие, как готовила м… ой! Ну ладно. Я капустные люблю больше, чем мясные.
Я придумал вилку с коричневым пластмассовым черенком, слопал всю пельменную порцию, лег опять, погладил себя по животу. Нормально…
А что нормально-то? Пять минут
Тихо-тихо было. Только шептались звезды, и еще слышалось, как за тридевять пространств скребет лапами по магнитной постели дрыхнущий Рыкко…
Вся необъятность космической пустоты вдруг вошла в меня и… нет, не испугала, а как-то оглушила. Своей безысходностью.
Зачем вся эта громадная красота? Для кого? Для нас, семерых пацанов и двух девчонок? Для Рыкко?
Почему больше нет никого? Если по какому-то закону мы попадаем после Земли в этот мир, то почему же нас тут так мало? Потому что Вселенная бесконечна и других Бесцветные Волны уносят в иные края? Но есть же какое-то правило! Ведь недаром почти все мы здесь из одного времени, из одной страны. Только Локки затесался к нам непонятно как, но это, видимо, случайность… А может быть, вообще все случайность? И то, что с нами сделалось, и… даже вся Вселенная?
Какие здесь законы, кто всем этим управляет? Голован любит иногда беседовать с Рыкко о «закономерностях природы мироздания». Да чушь это! Ни он, ни Рыкко ничего не знают! Мы, как муравьи, попавшие в компьютер. Кое-как разобрались, где какого цвета провода и детальки, а что за хитрости происходят в магнитной памяти машины, понятия не имеем. И никогда не узнаем…
Если в этот мир попадают только дети, то куда деваются взрослые? Почему нельзя сделать так, чтобы следом за нами прилетали те, кто нас любит?
«Обратной дороги нет»… А путь вперед — есть? Мы здесь — зачем? По каким законам Вселенной? Или не по законам, а просто так?
Я не хочу! Лучше уж Абсолютное Ничто! В нем не помнишь, не чувствуешь, в нем тебя просто нет. Ничего нет. И Серой Печали…
Меня вдруг затошнило. Сильно. Я быстро сел, нагнулся, непереваренные пельмени ушли в мировое пространство.
Я заплакал.
Я всхлипывал, размазывал по лицу сырость и тихонько скулил. Как в детсадовские времена, когда тебя накажут и ты сидишь в пустой комнате, пускаешь слезы и надеешься, что кто-нибудь придет и пожалеет…
Кто?..
Бесшумно спланировал из пустоты Голован. Уселся рядом. Чуть не вывернул меня из гамака, но тут же уравновесил тяжесть.
Я сердито отвернулся — звезды, конечно же, блестели на моих мокрых щеках.
— Да не прячься, — тихо сказал Голован. — Чего такого… Думаешь, ты один плачешь по ночам?
— А кто еще? — буркнул я. — Веранда, что ли?
— Все. Когда одни…
Тогда я всхлипнул, не скрываясь:
— Послушай…
— Не надо, Вовка. Я ведь знаю, про что ты хочешь сказать. Это у всех…
— Но все-таки почему так? Почему пусто кругом? Везде-везде-везде… Миллиарды
Голован сел поближе, обнял меня за плечо.
— Вовка… я тебе скажу. Я невеселое тебе скажу, даже безнадежное, но ты ведь все равно и сам когда-нибудь это понял бы… Мы никогда не увидим живых планет. Их очень много — и таких, как Земля, и всяких других, но они… но мы не можем видеть их, а они не могут видеть нас. Даже если бы мы отыскали Землю, то все равно увидели бы пустой каменный шар.
— Но по-че-му?
— Потому что мы и они в разных измерениях. Мы ушли с нашей планеты, оставили там свои тела и теперь… ну, как бы прозрачны для землян… и вообще для всех живущих. А они — для нас. Мы в разных мирах…
— Да я понимаю… Но Вселенная-то одна!
— Она одна, а измерений… Ну, вот представь двух жучков на черном шаре. Один ходит снаружи, другой внутри. Ходят они, ходят, но друг дружку никогда не увидят, никогда не сойдутся. Потому что у них — разные плоскости…
— Но тот, который внутри… он ведь как-то попал туда! Должна же быть в шаре дырка!
— В шаре-то, может, и есть. А для нас… обратной дороги нет.
Я сжал зубы.
— Ладно… А где же те, кто приходит в это измерение с планет? Почему здесь никого, кроме нас?
— Наверно, рассеяны в Бесконечности… Нам еще повезло, что вместе. Могло закинуть куда-нибудь поодиночке…
— Это что же? Причуды Бесцветных Волн?
— Не знаю, Вов… Может, какая-то ошибка.
Тогда я сказал про последнюю несбывшуюся надежду:
— Даже Планеты Кусачих Собак нет. Я весь тот пятый угловой конус обшарил. Думал… может, не все собаки там такие уж злые… Хоть бы погладить одну. Или щенка найти для Аленки. Щенки-то всегда добрые…
— Я тоже искал, — признался Голован. — Нету ее нигде. Наврал Рыкко, скотина.
А «великий и непобедимый носитель Мирового Зла» дрыхнул, задрав лапы, на магнитной кровати. Довольный такой…
Я пожалел, что не умею делать из пространства линзы. А то (я быстренько прикинул координаты Рыкко) сейчас бы собрал весь звездный свет и прижег паразиту… даже не лапу, а что-нибудь почувствительней.
Ладно, линзы нет, но можно и по-другому!
Я придумал гигантскую катапульту, вложил в нее глиняный шар, начиненный механическими осами со стальными жалами-булавками… Едва ли у Рыкко над кроватью сплошной защитный полог: мы давно всерьез не воевали, и злодей не ждал нападения.
Голован смотрел с интересом. Хорошо, что нет рядом Кирилки, некому упрекнуть меня в вероломстве.
Я велел катапульте закрутить свою пружину из синтетических жил и сказал:
— Пуск!
— А-а-а! Бандиты! Сопляки паршивые! Что я вам сделал, негодяи?!