Журнал «Если», 1999 № 05
Шрифт:
Я перевел дух и заглянул им прямо в глаза.
— Но мы профессионалы, а это значит, что не можем позволить себе, опустить планку. Мы посвятили свою жизнь искусству и потому, выйдя на сцену, будем играть безупречно и от всей души, ибо музыка заслуживает только самого лучшего. Мы выйдем на сцену и будем играть блистательно, страстно и нежно, ибо все мы заслуживаем самого лучшего, что можем дать друг другу. Да, мы выйдем на сцену и заставим наши инструменты запеть ради еще одной горстки положительных баллов, приближающих тот магический, тот сладостный миг, когда мы сможем наконец сказать ВЗДС, чтобы она пошла
Я торжественно протянул руку ладонью вверх.
— Так как же мы будем играть?
— Восхитительно! — хором ответили Майра и Рюб, положив свои ладони на мою.
— Как мы будем играть?
— Сногсшибательно! — последовал ритуальный ответ.
— Как мы будем играть? — вопросил я в последний раз.
— Словно от этого зависит наша жизнь!
Мы подержались за руки еще секунду, а потом занялись распаковкой инструментов и пюпитров. Мы уже закончили, когда объявился Дорк — с блистающими очами, полыхающим румянцем и сорокоградусным дыханием.
Пора было начинать.
Мы поднялись на сцену и были встречены жидкими неубедительными аплодисментами. Хлопали, разумеется, сотрудники посольства, делавшие это, скорее всего, по прямому приказу Дорка. Единственным исключением являлась великолепная мисс Торнтон, аплодировавшая Рюбу с таким жаром, что я почувствовал нечто вроде зависти. Должно быть, утром эти голубки расстарались на славу!
Что же до нашей публики…
Эта толпа могла бы привидеться Босху, перебравшему сверхмощных галлюциногенов.
Перед нами были сотни и сотни багрово-красных полупьяных ракомедведей, бурно размахивающих оранжево-черными одноразовыми кружками и смачными кусками хорошо прожаренных мр’ххг. Большинство ск’ррли повернули глаза на стебельках в нашу сторону и нетерпеливо пощелкивали клешнями. Там и сям несколько дюжин наюммибуммленных пар шумно занимались любовью. Остальные туземцы, по всей видимости, вели ожесточенные дебаты, не иначе как о политике или искусстве.
Обозрев со сцены сей сюрреалистический шабаш, Дорк заметно побледнел, и в его налитых кровью глазах промелькнуло боязливое выражение. Однако же он быстро встрепенулся, заученным жестом поправил серебряный зачес и, выдавив кисло-сладкую улыбку, вышел вперед к микрофону.
Первая попытка обратиться к почтеннейшей публике вылилась в душераздирающий вой обратной связи. Будь я одним из ск’ррли, шерсть моя наверняка встала бы дыбом, но вместо этого туземцы сразу перестали щелкать клешнями и со странно довольным видом уставились на посла.
Побагровев почти как ракомедведь, Дорк вперил уничтожающий взгляд в кучку сотрудников за сценой. Через секунду вой прекратился. Слушатели глухо зароптали, а их хитиновые усы разочарованно обвисли.
— Друзья мои! — с фальшивым воодушевлением воскликнул посол, и акустическая система выдала взамен громогласные аналоги туземного чириканья, сопения и ворчания. — Я уже не раз говорил вам, что на моей родной планете очень много замечательных вещей, о которых вы прежде и мечтать не могли. У нас есть самые разные товары и услуги, которые вы сразу же пожелаете иметь, как только увидите их и поймете, насколько они вам необходимы. Множество драгоценных даров получили вы от Земли через наше посольство, и сегодня я счастлив предложить вам еще один. Однако этот новый подарок — не просто
Выдержав многозначительную паузу, он одарил аудиторию дружелюбной улыбкой торговца подержанными аэромобилями.
— Я преподношу вам в дар великолепный пример тех культурных высот, которых вы когда-нибудь сможете достичь с нашей бескорыстной помощью путем честной и взаимовыгодной торговли!
Майра наклонилась ко мне и шепнула:
— Он это серьезно?!
— К сожалению. Расслабься и думай о положительных баллах.
Тем временем посла понесло.
— Вы обязаны изменить свой грубый, никчемный образ жизни!
— взвизгнул он, потрясая кулаком. — Вы можете подняться над вашим варварским, нецивилизованным, непристойным, оскорбительным для культурного человека состоянием!
— Вы можете позволить нам стены в спальне и сортире! — жалобно выкрикнул кто-то из посольских.
Спохватившись, Дорк поспешно натянул елейную улыбку.
— Но полагаю, эти вопросы лучше обсудить за столом переговоров… А сегодня мы будем только наслаждаться! И чтобы не оттягивать удовольствие, я без дальнейших проволочек объявляю… «ВРЕМЕНА ГОДА» ВИВАЛЬДИ!!!
Он подождал аплодисментов, не дождался и с застывшей улыбкой проследовал к трону. Мы встали и почтительно поклонились нашей ракомедвежьей аудитории. Затем я кивнул Майре, и та, включив микрофон на своем пюпитре, зачирикала и заурчала на родном языке ск’ррли. Маленький спич, который она старательно заучила, означал примерно следующее: Пусть то, что мы вам предлагаем, будет приятно на вкус/ощупь.
Потом мы сели, и я вызвал на дисплеи партитуру. Майра и Рюб кивнули, показывая, что готовы, я запустил обратный отсчет, и когда он закончился, мы заиграли.
Теперь мы вернулись к тому, с чего начали. Туземцы повели себя ужасно, помните? Что до меня, то я этого вечера никогда не забуду.
Мы играли уже три минуты — блистательно, нежно, страстно, и любая нормальная аудитория давно была бы очарована. Однако ск’ррли были кем угодно, но только не нормальной аудиторией, даже для нас.
Сразу после вступительных нот толпа приобрела неприятное сходство с гигантским осиным гнездом, которое неосторожно разворошили палкой. Ракомедведи беспокойно зашевелились, нервно задергали усами и принялись слоняться взад-вперед, яростно сводя и разводя клешневидные пальцы. Чем дольше мы играли, тем более усугублялось положение, и на третьей минуте публика стала наступать на сцену с достаточно угрожающим видом, чтобы весь персонал посольства с неприличной поспешностью заполз под платформу. Атмосфера настолько сгустилась, что даже Дорк не мог не заметить этого, невзирая на обволакивающие его бедные мозги густые Пары джина и самовлюбленного эгоизма.
Его патрицианская физиономия вдруг сделалась совершенно восковой, а я, продолжая играть, повернулся к нему и прошипел сквозь зубы:
— Сдается мне, они не поклонники Вивальди!
Растерянно моргнув, он слабо пролепетал:
— Но может быть, они просто…
В этот самый миг добрая дюжина ракомедведей полезла на сцену, и голос посла с жалким писком оборвался. Было совсем не похоже, что туземцы жаждут вручить нам букеты, скорее они преподнесли бы нам наши собственные головы, а такого я допустить никак не мог.