Журнал «Если», 1999 № 12
Шрифт:
— Потрясающе! — простонал де Бранен.
— Да, — согласилась женщина-лингвист. — Но вы еще не объяснили, почему предпочитаете изоляцию.
— По-моему, все и так ясно, — возразила Меланта Джирл. — Хотя менее совершенным моделям нужно, пожалуй, более доходчивое объяснение.
— Мать ненавидела планеты, — сказал Ройд. — Ей внушали отвращение запахи, грязь, бактерии, погодные явления, сам облик людей. Поэтому она создала для нас безупречно стерильную среду. Ее также не устраивало тяготение. Она привыкла к невесомости и отдавала пред-почтение этому
Мой организм полностью лишен естественного иммунитета. От контакта с любым из вас я тяжело заболею, а то и погибну. У меня слабые, атрофированные мышцы. Эффект искусственного тяготения, созданный сейчас на «Летящем в ночи», хорош для вас, а для меня это страшное мучение. В настоящий момент я сижу в парящем кресле и тем не менее испытываю боль. Вот вам одна из причин, почему я нечасто беру на борт пассажиров.
— Значит, вы разделяете отношение вашей матушки к человеческой породе? — спросила психиатр.
— Вовсе нет! Я отношусь к людям с симпатией. Я смирился со своей природой, но это не мой выбор. Я могу испытать вкус нормальной человеческой жизни только косвенно, через ощущения своих редких пассажиров. В такие моменты я, можно сказать, упиваюсь их чувствами.
— Если бы вы всегда поддерживали на своем корабле состояние невесомости, то могли бы чаще перевозить пассажиров, — заметил биолог.
— Верно, мог бы, — вежливо отозвался Ройд. — Однако я обнаружил, что люди не слишком любят путешествовать в невесомости. Продолжительное парение вредно для их здоровья и настроения. Конечно, я мог бы напрямую наслаждаться обществом своих гостей, даже не вставая с кресла и не снимая скафандра. У меня был подобный опыт. Оказалось, что это ограничивает мое участие в общении. Я превращаюсь в уродца, в ничтожество, предмет жалости. Поэтому я предпочел изоляцию.
В салоне «Летящего в ночи» воцарилась тишина.
— Мне очень жаль, что так случилось, Мой друг, — сказал, обращаясь к призраку, Кароли де Бранен.
— И мне жаль, — пробормотала психиатр, наполняя шприц эспероном. — Ваш рассказ звучит довольно правдоподобно, но правдив ли он? То, что мы слышали, — не доказательства, а голословные утверждения, пускай вполне связные. Голограмма может утверждать что угодно, называть себя хоть порождением Юпитера, хоть компьютером, хоть военным преступником, хоть носителем смертельной заразы… —
Женщина быстро подошла к распростертому на обеденном столе телепату. — Он по-прежнему нуждается в лечении, а мы — в доказательствах. Лично я не желаю больше трястись от страха. Мы сможем прямо сейчас с этим покончить. — Психиатр повернула безвольную голову своего пациента, нашла артерию и прижала к его шее шприц-пистолет.
— Нет! — сурово произнес голос из репродуктора. — Прекратите! Это приказ. Вы находитесь на моем корабле!
Психиатр опустила шприц. Все увидели ярко-красное пятнышко на шее телепата.
Юноша уже приподнимался на локтях.
— Сосредоточься на Ройде! — велела психиатр строгим профессиональным голосом. — У тебя получится. Все
Бледно-голубые глаза испытуемого смотрели бессмысленно.
— Я должен приблизиться… — пробормотал он. — Да, у меня первая категория. Вы знаете, как велики мои возможности, но на таком расстоянии…
Она обняла своего подопечного за плечи, погладила по голове.
— Эсперон позволит тебе преодолеть любое расстояние. Ты чувствуешь, как наливаешься силой? Как проясняется твой взор? — В голосе женщины звучала непоколебимая уверенность. — Помни об опасности! Ступай, найди ее! Ты умеешь видеть сквозь стены. Расскажи нам о Ройде. Правдива ли его история? Ответь нам. — Призывы медика звучали теперь как магические заклинания.
Телепат сбросил ее руку и сел.
— Да, я чувствую… — Он широко распахнул глаза. — Тут что-то не так. Ужасная головная боль… Мне страшно!
— Не бойся! — подбодрила психиатр. — От эсперона не болит голова, наоборот, он улучшает самочувствие. Тебе ничто не угрожает. — Она опять погладила своего пациента по голове. — Скажи, что ты видишь.
Телепат перевел взгляд испуганного ребенка на призрак Ройда, облизнул губы.
— Он…
И тут его череп взорвался, словно граната.
По прошествии трех часов экипаж собрался, чтобы обсудить ситуацию.
Меланта Джирл пыталась погасить истерику коллег. Забыв о бренди, она выкрикивала приказания, словно родилась командиром. Коллеги с готовностью повиновались. Трое завернули в простыню обезглавленное тело телепата и унесли его в хвост корабля, где просунули в воздушный шлюз вблизи силовой установки. Еще двое, выполняя приказание Меланты, стали приводить в порядок салон. Однако очень скоро у кибернетика, вытиравшей со стола кровь, началась сильная рвота. Кароли де Бранен вынужден был увести женщину к себе в каюту.
Сама Меланта Джирл оказывала помощь психиатру, стоявшей вплотную к несчастному в момент его гибели. Осколок кости ранил ее в лицо, под самым правым глазом; вся она была забрызгана кровью и находилась в глубоком шоке. Меланта удалила из щеки пострадавшей осколок кости, отвела ее вниз, помогла умыться и усыпила, сделав инъекцию снотворного из ее же аптечки.
Теперь она собрала остальных в самом просторном грузовом отсеке, где коротали ночи трое членов экспедиции. Из восьмерых пришли семеро. Психиатр по-прежнему спала, зато кибернетик как будто пришла в себя: она сидела на полу, скрестив ноги, бледная и осунувшаяся.
Первым взял слово Кароли де Бранен.
— Не понимаю… Что здесь произошло? Как это случилось?
— Очень просто: Ройд убил его, — с горечью произнесла технолог.
— Не могу в это поверить! — простонал де Бранен. — Не могу, как хотите! Мы с Ройдом подолгу беседовали ночами, когда все остальные крепко спали. Это мягкая, пытливая, чувствительная натура. Он мечтатель, способный увлечься волкринами. На такое зверство он не способен. И к тому же каким способом он мог бы это совершить?