Журнал «Если», 2000 № 05
Шрифт:
И если твои конкуренты пользуются эмуляторами класса Б, то тебе, естественно, хочется иметь эмулятора класса А: какого-нибудь безработного беднягу с хорошим образованием, который настолько впал в отчаяние, тратя свою молодость на подготовку к несуществующей работе, что готов выставить на рынок самого себя. Косметическая генная терапия. Удлинение или укорачивание костей. Гормональная корректировка, чтобы даже запах был схожим. Голос, внешность, отработка умения ходить и сидеть, как он. Тебе нужен человек, готовый разбиться о скалы экономической
Мое имя осталось лишь подписью на контракте, запертом в банковском сейфе в Йокогаме. Иногда я его вспоминаю. Джек. Джек Куимби. Бедный парнишка из Англии, выросший в Америке, получивший образование в Канаде и потерявший даже работу мойщика стекол. Точнее — тень этого парнишки.
И я продолжал работать, пока в очереди не осталось последнее сообщение. Сперва я пришел к выводу, что оно испортилось при пересылке, потому что я не смог его декодировать. Потом всмотрелся в коды прохождения пакета по Сети. Кто-то в Йокогаме отвечал на письмо Купона. Он что, переписывается с «Универсальными эмуляторами», пользуясь не известным мне личным кодом? Уж не захотел ли он уточнить, что сказано в моем контракте насчет внезапного и необъяснимого исчезновения эмулятора?
Я запаковал сообщение и отправил его на расшифровку группе хакеров «Красный дракон» в Тайвань. Потом взглянул на часы и увидел, что уже почти четыре утра. Купон все еще работал, прикладываясь к бутылке; алкогольная фаза его рабочего марафона обычно длилась часов двадцать. Это даст нам достаточно времени, чтобы свалиться без сил, выспаться, поработать еще день и подготовить презентацию.
Значит, пора в постель. Моя парадигма приказала мне отправиться к Сесилии, и я пошел к ней.
Она лежала в темноте спиной к двери. Я закрыл дверь и тихо разделся. Занавески на иллюминаторах были отдернуты, и окошки красновато светились, как глаза демона — за их стеклами ходовые огни корабля заливали красным светом клубящуюся пелену густого морского тумана. Погода ухудшалась. Когда я подходил к кровати, корабль накренился, и я, споткнувшись, едва не упал.
Хотя Сесилия лежала неподвижно, я знал, что она не спит.
— Ты меня любишь? — тихо и робко спросила она, когда я лег рядом.
— Да, конечно, — ответил я, сам не зная за кого.
— Тогда почему ты так ужасно со мной обращаешься?
— Одно только слово, Сесилия. Стресс.
Она повернулась, и теперь в красноватом свете стали смутно различимы очертания ее лица. Глаза так и остались черными пятнышками, и все же они блестели.
— Зачем ты так загоняешь себя? Неужели результат того стоит?
— Иногда… — начал я, намереваясь произнести «Иногда я сам об этом гадаю», но оборвал себя на полуфразе. Нельзя подставлять хозяина. К тому же я знал, что среди его приоритетов
— Иногда… может показаться, что не стоит, — сказал я, говоря теперь за него. — Но такова моя работа, Сесилия. И я таков, каков есть.
— А кто ты? — резко спросила она. — Кто ты на самом деле?
Прочесть выражение ее глаз в темноте было невозможно, и я не понимал, на каком уровне она спрашивает, поэтому ответил на уровне, наиболее удобном для Купона:
— Фредерик Купон, старший исполнительный сотрудник «Бонус Энтерпрайзес».
— Думаю, ты и сам не знаешь, кто ты такой.
— Может, и не знаю. В зеркале я вижу лишь отражение мужского лица. Но не обнаруживаю в нем себя. Лишь тогда, когда смотрю на нечто созданное мною и знаю, что никто, кроме меня, не смог бы такое сделать, я понимаю, кто я.
— Вряд ли ты существуешь за пределами своих творений, — проговорила она. — Мне даже кажется, что ты нереальный.
— Но иногда реальность моих денег бывает весьма убедительной, — возразил я чисто в стиле Купона.
И тут она произнесла:
— Я хочу развода.
— Если ты еще не забыла условий брачного контракта, то после развода ты получишь всего два миллиона йен. А я дам тебе три миллиона, если ты проявишь любезность и немедленно заткнешься.
Сесилия приподнялась и села. Может, у нее под простыней припрятан кухонный нож? Как несправедливо будет умереть вместо Купона!
— Что ж, неплохо сказано, — признала она. — Но, по-моему, ты перестарался.
Повисла тишина.
— Не понял? — сказал я наконец.
— Ты действительно хорошо вжился в образ. Мне стало труднее вас различать. Вряд ли я смогу ужиться с двумя Купонами сразу, с этой образцовой командой ничтожеств. И его я так долго терпела только потому, что мне нравишься ты. Так что не становись таким, как он.
— Но я же и есть он, — робко возразил я.
— Думаю, ты запутался в определениях. Но ты точно не он.
— Тогда кто же я?
— Я гадаю уже два года. Кто ты?
— Не знаю.
— А кем ты был?
— Джеком. Джеком Куимби.
Вспыхнул свет. В комнату ворвался Купон.
— Превосходно! — взревел он. — Ты уволен, идиот!
— Нет! Ты не можешь его уволить, — воскликнула Сесилия.
— Что?! Он уволен!
— Тогда это обойдется тебе в половину всего состояния, Фред, — продолжила Сесилия. Мы оба поморщились. Никто не называл нас Фред, равно как никто не произносил фамилию Купона с ударением на первом слоге — во всяком случае, после второй встречи. — Потому что брачный контракт становится недействительным в случае супружеской неверности.
— Но я был тебе верен!
— Нет, не был, — холодно бросила Сесилия. — Когда ты послал в нашу постель своего… по сути, своего служащего-двойника, ты нарушил моногамию нашего брака. И любой судья это подтвердит.