Журнал «Если», 2000 № 07
Шрифт:
И хотя тело судорожно пыталось увернуться от этих огромных рук (с десятью пальцами каждая), ученый в Пейли подал голос:
— «Ричард Второй»! Вы пишете «Ричарда Второго»?
Пейли — этот Клод Бернар от литературы —
Тут распахнулась дверь.
— Слыхал, шумите, — то был давешний бесформенный урод с глазами на голой груди. Его уродство усугубилось; облик менялся беспрестанно, но как бы рывками, словно его чеканили безмолвные и невидимые молотки. — Он пришел на тебя напасть?
— Не из-за денег, Томкин. У него своего золота вдосталь. Гляди, — оказалось, из сумы, второпях брошенной Пейли, на пол просыпались монеты. А Пейли и не заметил; эх, надо было переложить деньги…
— Вот это да!.. — монстр по имени Томкин с жадностью уставился на пол. — А те, другие-то, золота с собой не приносили…
— Забирай и его, и золото, — небрежно распорядился Шекспир. — И с ним, и с деньгами делай, что пожелаешь.
Томкин слизняком пополз к Дейли. Тот завопил, слабо пытаясь отбиваться сумой — но клешня Томкина легко выхватила ее у Пейли.
— Там внутри есть еще, — пробурчал Томкин, сглатывая слюни.
— А разве я не говорил, что служить мне — дело прибыльное? — спросил Шекспир.
— И бумаги.
— Бумаги? Ага, — Шекспир взял у Томкина пачку листов. — Отведи его к королевскому маршалу. Скажи, чужеземца поймали в городе. Мелет глупости, как тот алеман, что в прошлый раз приходил. Безумные речи ведет. Маршал разберется, что с ним делать.
— Но я джентльмен, — вскричал Пейли, сдавленный тяжелыми руками-лопатами. — Из Нориджа! Я драматург, как и вы! Поглядите, у вас в руках пьесы, которые я написал.
— Сперва призрак, теперь из Нориджа, — улыбнулся Шекспир, вновь воспарив в воздух, как собственный портрет. Двумерный портрет с объемной рукописью в руках. — Экий ты, брат, право. Или есть другие миры, похожие на наш, из которых люди переносятся в наш мир силой колдовства? Такие истории я уже слышал. Один германец…
— Это правда, я вам не лгу! — уцепился Пейли за последнюю ниточку надежды, одновременно цепляясь ногтями за дверь спальни, в то время как Томкин тянул его за собой. — Вы умнейший человек своей эпохи! Вы способны это вообразить!
— И поэтов, которые еще не рождены; этого, как там его, Бляйрона, и лорда Тенниссуя, и пропойцу-валлийца? С тобой разберутся, как и с тем, другим.
— Но это правда!
— Проваливай своей дорогой, — заворчал Томкин. — Твой дом — Бедлам.
И поволок Пейли — бьющегося с пеной у рта, воющего Пейли — за дверь.
— Вы ненастоящие, все вы! — вопил Пейли. — Это вы тут призраки! А я настоящий, это недоразумение, отпустите меня, выслушайте, я все объясню!
— Ишь как запел, — пробурчал Томкин и вытащил Пейли в коридор.
— Дверь закрой, — приказал Шекспир. Томкин прихлопнул ее ногой. Вопли и топот ног удалились по коридору. Скоро вновь воцарилась тишина, давая возможность присесть и почитать.
А пьесы отменные, рассудил Шекспир. Загадочно, что одна из них, по всей видимости, повествует о еврее-ростовщике. Очевидно, парень из Нориджа читал
Шекспир перекрестился. Может ли статься, что, говоря о своих «Музах», древние поэты имели в виду таких вот, как этот безумец, чьи слабые крики все еще доносились с улицы, или как Шлейер, или как тот, что под пыткой клялся, будто родился в Виргинии в Америке и будто в той земле имеются университеты получше Оксфордского, Лейденского и Виттенбергского? Шекспир пожал плечами: есть многое на свете и т. д. Кто бы они ни были, пусть приходят — лишь бы пьесы приносили. Шлейеров «Ричард Второй», возможно, нуждается в исправлениях — чем, собственно, Шекспир сейчас и занимался, но более ранние вещи, «Генри Четвертый» и прочие, имели успех. Он прочел верхнюю страницу этой новой кипы, поглаживая свою посеребренную сединой рыжую бородку, скользя по строчкам живыми серыми глазами. Вздохнул и перед тем, как скомкать и сбросить со стола страницу своей собственной пьесы, перечитал ее. Худо дело — стих хромает и с волшебством перебор. Герцог Индженио говорит:
Задумайтесь, о господа, над этим: В морских глубинах двойника имеет Любая живность суши; точно так же В далеких небесах жизнь наша Отражена, как в зеркале. И всяк Имеет близнеца. И всякий шаг двоится, И сам близнец вновь отражается, множится Бессчетно, да и сами звезды Имеют близнецов…Не годится: слишком неправдоподобно. Швырнул страницу в мусорную коробку — Томкин потом уберет. Взял чистый лист и начал переписывать изящным почерком:
ВЕНЕЦИАНСКИЙ КУПЕЦ
И продолжал работу, не вымарывая ни строчки.
Орсон Скотт Кард
СОВЕТНИК ПО ИНВЕСТИЦИЯМ