Журнал «Если», 2001 № 7

Еськов Кирилл Юрьевич

Рассуждения инспектора показались мне вполне разумными. Правда, вопрос о разумности наших безумных гениев оставался открытым…

На беседу с Хемансом я направлялся с мыслью, что на нашей стороне лишь я один всерьез обдумал проблему во всех ее аспектах, лишь я один постиг всю сложность ситуации. Я говорил себе, что грядет мой звездный час, что моя карьера взлетит к высотам, о каких я и мечтать не мог… конечно, если сам не оплошаю.

Разумеется, нашу беседу снимали на видео, но вещественным доказательством в суде эта запись служить не могла.

Пропорциональное соотношение чувств, которые выразились при моем появлении

на лице Хеманса, я измерить не в силах; но толика презрения и толика отвращения там присутствовали точно. Меня это удивило. Когда мы с Хемансом познакомились, а было это еще в 2006-м году, он сам работал в государственных структурах — подводил итоги проекта «Геном человека», но еще до того, как проект ГЧ даровал человечеству свои бесценные окончательные результаты, его сотрудников принялся активно переманивать частный сектор. Сравнительная геномика считалась очередной «землей обетованной». Я не порицал Хеманса за бегство с нашего корабля — но и не видел, почему это он должен порицать мое решение остаться на государственной службе.

К 2006-му стало очевидно, что попытки запатентовать отдельные элементы генетического кода человека и создать диагностические средства на основе данных ГЧ в ближайшем будущем не имеют коммерческого потенциала, поскольку каждый шаг в данном направлении чреват многолетними судебными процессами. Однако был уже создан прецедент выдачи патентов на гены животных: гарвардская онкомышь оказалась лишь первой в длинной череде модных патомоделей. Если учесть, что гены любого млекопитающего как минимум на девяносто пять процентов гомологичны человеческим, амбициозные биотехнологические корпорации нашли простое решение: обогнуть минное поле научной этики, бросив главные силы на все, что позволительно делать с животными. А в качестве перспективных объектов для исследований генетического кода и соответствующих экспериментов естественно было взять свиней — ведь они уже поставляли внутренние органы для ксенотрансплантации; неудивительно, что на них остановил свой выбор и Хеманс со своими коллегами. Удивляло и нервировало тут другое, а именно то, что эти ученые преступили запрет на использование человеческих генов в противоправных целях, установленный Верховным судом Европы. А меня лично еще сильнее удивлял — и еще сильнее нервировал — взгляд Хеманса, в котором не было ни намека на раскаяние или стыд. Это меня насторожило, а в настороженном состоянии я еще педантичнее, чем обычно.

— Прежде всего, доктор Хеманс, — произнес я, взвешивая каждое свое слово, — мне поручено от имени Правительства Его Величества принести вам извинения за трагические смертельные жертвы во время штурма полицейскими поместья Холлингхерст. Полиция имела основания предполагать, что столкнулась с серьезным правонарушением, и действовала в полном соответствии с законом, но, к ее глубокому сожалению, очень многие из тех, кто выбегал из здания, не подчинились приказу «Стой», что, в свою очередь, вынудило сотрудников ГВР открыть огонь.

— Хватит трепаться, Хитченс, — пробурчал Хеманс, презрительно выпятив нижнюю губу. — Нам обвинение-то предъявят, а? И если да, то в чем?

— Ладно, — перешел я, как и планировал, на более непринужденный тон, призванный создать (обманчивое и, каюсь, не слишком убедительное) впечатление, будто с моей стороны трепа больше не будет. — Насчет обвинения они вообще еще ничего не решили. Есть несколько

фракций с разными мнениями. Как только кого-то из беглецов изловят — а это случится непременно, — «ястребы» бросятся в атаку. До этого момента вы должны успеть со своим предложением, если вы вообще имеете что предложить.

— По-моему, это вы должны делать нам предложения, разве не так? — парировал Хеманс.

— Отнюдь, — заявил я. — О том, были ли эксперименты в поместье Холлингхерст противозаконными и до какой степени, знаете только вы. Только вы знаете и можете описать детей, проживавших в поместье, а также аномальные обстоятельства их рождения, воспитания и все прочее. Если вы хотите объясниться и оправдаться, прежде чем полиция сделает собственные выводы, медлить не советую.

Нет, он не расхохотался — но и не очень-то испугался, по-видимому.

— Вы должны были установить личность тех, кого убили, — заявил он.

— Напротив, — ответил я осторожно. — Полиция не смогла отождествить тела с какими-либо людьми, находящимися в розыске. Государственными службами убитые также не зарегистрированы. Это само по себе уже создает почву для беспокойства. Ни вы, ни ваши коллеги не подавали заявлений об опекунстве над какими-либо детьми, поэтому полицейские никак не могут объяснить, как дети поселились в этом доме. И почему, учитывая факт их проживания в поместье, они, судя по документам, не посещали школу, не состояли на учете у врачей, не…

— Мы теряем время, — скривился Хеманс. — Если вы будете прикидываться незнайками, я лучше подожду формального допроса. Тогда мой адвокат сможет определить, о чем мне лучше умолчать.

— После пожара я говорил с одной из девочек, — сообщил я. — По ее словам, она не считала, что ее биологической матерью была обычная женщина. Это она от вас узнала?

— Мы сказали ей правду о ее происхождении, — ответил он.

— И в чем же состоит эта правда?

— Что она — плод научного эксперимента.

— Противозаконного эксперимента?

— Разумеется, нет. Ни я, ни кто другой из моих коллег никогда не пересаживали гены человека другим животным. Мы со всем тщанием старались оставаться в рамках существующих законов.

— Но вы не публиковали никаких сведений о своей работе, — парировал я. — Не подавали заявки на патенты. Даже по критериям частного сектора это необычная тяга к секретности.

— От публикаций мы воздерживались, поскольку работа не была завершена, — не сдавался Хеманс, — а теперь, благодаря вашему бесчеловечному вмешательству, не будет завершена никогда. Заявок мы не подавали, поскольку не были готовы. Впрочем, это вообще не ваше дело. Роли, Брэд и я имели возможность финансировать проект из собственного кармана.

— Полицейские не поджигали дом, — отметил я. — Не их вина, что ваши материалы и оборудование сгорели. Их уничтожение — ваших рук дело.

— Это не так, — солгал Хеманс. — Пожар начался случайно, в суматохе штурма.

— Дело не в том, что вы финансировали свои исследования сами, — заявил я, не давая сбить себя на другую тему. — Вы их держали в тайне. Старались засекретить изо всех сил. Судя по всему, свои опыты вы проводили на детях — детях, которые, с официальной точки зрения, все равно что не существуют. Будь это ваши собственные дети — и то эксперименты являлись бы противозаконными. Если же дети не ваши… здесь требуется много чего объяснить.