Журнал «Если», 2002 № 08
Шрифт:
Молодая Кэти, ее столик и банкетный зал растворились в жужжании, в небытии, смотровая комната вновь обрела прежний вид.
— Или этот, — объявила Энн, беря чип, озаглавленный «Школьный выпускной бал».
Молодая Энн открыла рот, чтобы возразить, но передумала. Энн сунула чип в плеер — к остальным. На стене появилось название «Школьный выпускной бал».
— Сотри файл, — приказала Энн.
Юная Энн умоляюще посмотрела на Бена.
— Энн, — попытался вмешаться
— Зачем? Я знаю, что там. Разряженные старшеклассницы, вожделеющие мальчишки, танцы, поцелуйчики… кому это надо? Сотри файл.
Название мигнуло трижды, прежде чем исчезнуть. Юный сим вздрогнул, и Энн приказала:
— Выбери следующий.
Следующий назывался «Сон в летнюю ночь». На этот раз юная Энн не выдержала:
— Ты не можешь это стереть! Неужели не помнишь, какой имела успех! Все тебя обожали! Это была лучшая ночь твоей жизни!
— Не тебе учить меня, что лучше, а что хуже! Открыть файл!
Она улыбнулась юной Энн.
— Стереть файл!
Название в меню погасло.
— Прекрасно. А теперь открыть все файлы!
Вся директория из красной стала зеленой.
— Пожалуйста, заставьте ее остановиться! — взмолилась юная Энн.
— Следующий! — бросила Энн.
Следующий файл был озаглавлен «Церемония окончания школы».
— Стереть. Следующий.
На наклейке следующего виднелось всего одно слово: «Мама».
— Энн, — вмешался Бен, — почему бы нам не вернуться к этому позднее? Дом говорит, что ужин готов.
Она не ответила.
— Ты, должно быть, проголодалась после тяжелого дня, — продолжал он. — Я тоже умираю с голоду.
— Тогда, пожалуйста, иди, дорогой, — кивнула она и приказала: — Просмотр «Мамы».
В комнате развернулось изображение мрачной спальни, которую Бен сначала принял за свою собственную. Он узнал почти всю тяжелую георгианскую мебель, неуклюжую кровать с балдахином, под которым он неизменно задыхался, пышные складки занавесей дамасского шелка, сейчас задвинутых и пропускавших лучики желтого вечернего света. Но это не его спальня. Мебель расставлена иначе.
В углу стояли два неподвижных силуэта, немые статуи девочки Энн и ее отца. Лица искажены скорбью, взгляды устремлены на кровать, задрапированную гобеленом и заваленную пуховыми одеялами. И Бен неожиданно понял, что это. Сим смертного ложа Джеральдины, матери Энн, которую он никогда не видел. Ее лысый, как яйцо, ничего, казалось, не весивший череп лежал на подушках в шелковых наволочках. Очевидно, ее хотели заснять на прощанье и случайно захватили последний момент жизни. Он слышал об этом симе от Кэти и остальных подруг Энн. Сам он вряд ли хранил
Старуха на кровати неожиданно вздохнула, и воздух со странным бульканьем вышел из легких. Обе Энн, и настоящая, и выпускница, напряженно ждали. Несколько долгих минут единственным звуком было тиканье часов, в которых Бен узнал работу Сета Томаса, стоявшую сейчас в гостиной на каминной доске. Наконец раздался хриплый надрывный кашель и стон:
— Я вернулась?
— Да, мама, — подтвердила Энн.
— И я по-прежнему сим?
— Да.
— Пожалуйста, сотри меня.
— Да, мама, — повторила Энн и обратилась к Бену.
— Мы всегда считали, что она тяжело умирала, но со временем, может, все пройдет легче.
— Вздор! — отрезала юная Энн. — Я вовсе не поэтому хранила сим.
— Вот как? — прищурилась Энн. — В таком случае, почему же ты его хранила?
Но девушка, похоже, смутилась.
— Не знаешь! Потому что я в то время тоже не знала, — кивнула Энн. — Зато теперь знаю и поделюсь с тобой. Ты заворожена смертью. Она и страшит тебя, и влечет. Вот ты и хочешь, чтобы кто-то объяснил, что там, по другую сторону.
— Чепуха!
Энн повернулась к неподвижно застывшей картинке.
— Мама, скажи, что ты там видела.
— Ничего, — с горечью призналась старуха. — Вы засняли меня без очков.
— Хо-хо! — хмыкнула Энн. — Не знала, что Джеральдина обладала чувством юмора.
— Кроме того, я страдала от жажды, голода, не говоря уже о лопавшемся мочевом пузыре! А боль! Умоляю, дочка, сотри меня!
Старуха молча смотрела на нее. Дыхание становилось все более затрудненным.
— Ладно, — сдалась Энн. — Клянусь, что сотру тебя.
Джеральдина закрыла глаза.
— Откуда эта вонь? Не моя?
И немного помедлив, добавила:
— Слишком тяжело. Уберите.
Голос возвысился до панического визга.
— Пожалуйста! Уберите!
Она бессильно дергала за одеяла, но рука постепенно обмякла, и старуха проворковала:
— О, какая прелесть. Пони. Маленький пони в яблоках!
Это были ее последние слова. Еще миг — и она испустила дух.
Энн остановила плеер, прежде чем мать смогла пройти новый круг умирания.
— Видишь? — спросила она. — Не слишком обнадеживающе, но так или иначе я наблюдаю небольшое улучшение. Как насчет тебя, Энн? Удовлетворимся пони?
Девушка тупо уставилась на Энн.
— Лично я, — продолжала Энн, — думаю, что мы должны добиваться ярко освещенного туннеля, или открытой двери, или моста над бушующими водами. Как считаешь, сестричка?
Не дождавшись ответа, Энн приказала: