Журнал «Если», 2002 № 10

Холдеман Джо

* * *

История Вечного Путешественника продолжалась почти весь полет. Должно быть, мы уже подлетали к Балтимору. Я взглянул на часы. Еще минут десять.

— И давно это было? — спросил я, собирая бумаги.

— Сейчас посмотрим… Новый Орлеан… месяца три-четыре назад.

— Ну и ночку вы, парни, провели! — ухмыльнулся я.

— Да уж, ничего не скажешь, — виновато понурился он.

Я собрал свои вещи и закрыл «дипломат». За окном — сплошной мрак. Должно быть, мы попали в густую облачность, но полет проходил очень гладко.

Ненавижу

садиться в дождь, особенно ночью. Ненавижу запах мокрых пальто, ненавижу стоять в толпе под слишком узкой крышей, слушать шарканье шин по воде. И эти смазанные огни…

И, разумеется, ждать багажа приходится дольше.

Он смотрит на ленту транспортера с привычным смирением, выработанным годами. Остальные переминаются, поворачиваются при каждом шорохе, то и дело поглядывают на часы. Наконец появляются наши чемоданы.

— Не хотите взять такси на двоих? — спрашивает он. — Сегодня их совсем мало.

— Нет, спасибо. Я беру напрокат машину. Не собираюсь оставаться в городе.

— Вот как… — разочарованно бормочет он.

— Может, я вас подвезу? — спрашиваю я, смягчившись.

Он решительно рубит ладонью воздух.

— Не хочу вас затруднять.

— Бросьте, какие затруднения?

Мы берем чемоданы и шагаем по длинному коридору к автостоянке.

Маленький отель, где он остановился, оказывается в нескольких кварталах от центра. Это старый район, довольно убогий и в то же время уютный. Подобные островки прежней жизни остались в любом городе, и старые коммивояжеры знают каждый из них.

Дождь все еще идет, холодный и ровный. Мой спутник поднимает воротник, надвигает на лоб клетчатую дорожную шляпу, снова благодарит меня и счастливо бежит к двери.

Легкий отблеск света из вестибюля превращает дождевые струи в серебряные провода, и старик исчезает. Через несколько минут он будет сидеть в баре, в тепле и сухости.

Я останавливаюсь, чтобы закурить сигарету, глубоко затягиваюсь и направляю тонкую длинную струйку дыма на лобовое стекло, прежде чем снова выехать на улицу.

Мне давно уже было не по себе, но теперь я знаю точно. Они чувствуют. Разумеется, никто не знает, что мы уже здесь, но все понимают: что-то не так. И они определенно не готовы к нашему вторжению. Если мы появимся сейчас, они причинят себе вред, попытавшись сопротивляться.

Будет нелегко убедить остальных членов Команды Захвата, но ничего другого не остается. У нас нет ни малейшего желания уничтожить эту планету и живущих на ней людей. Но если дебаты с Командой продолжатся слишком долго, все будет кончено. В лучшем случае, мы едва успеем связаться с лидером Двенадцатым, чтобы остановить их. Чертов коммуникационный лаг! Сумеем ли мы когда-нибудь преодолеть эти административные барьеры? Хорошо еще, что мы решили встретиться, и группа из Каппадокии наконец согласилась приехать. Команда Захвата рассеяна по всему миру, и мы лишены возможности пользоваться нормальными каналами связи… Поэтому я не успею добиться согласия от всех участников, чтобы вовремя остановить вторжение.

Впрочем, может быть, все и обойдется.

Что такое для нас один цикл? Но подумать только, что могут сделать с ними сто семьдесят два их года?! У них и без того чрезвычайно развито восприятие, даже рудиментарное чутье, хотя они совершенно ничего не знают о резонансах. Нам, возможно, придется ждать два цикла. В любом случае наша миграция сейчас немыслима.

* * *

Группа из Новой Зеландии не согласна. Группа с Галапагосских островов — тоже. Кое-кто не пришел к единому решению. Определенно, борьба будет нелегкой. А время! Время, которое мы теряем!

— Никогда не слышал ни о чем подобном. Неужели вы сомневаетесь, что мы сможем с ними справиться? Когда это у нас были трудности в общении с аборигенами?

Новозеландская группа дружно кивает.

— В конце концов, мы получили полный отчет из отдела Исследований, прежде чем что-то планировалось, — вступает одна из центрально-европейских групп. — А сейчас уже невозможно отозвать Команду. Слишком поздно.

— При всем уважении к отделу Исследований, — вступаю я, — на других галактиках мы не встречали такого уровня развития. При поверхностных контактах этого не определить. Здесь — истинная чувствительность. Они не станут приспосабливаться.

— А через цикл-другой с ними вообще сладу не будет, — парирует Галапагос. — Ничего не поделаешь. Нам некуда идти. Вы знаете, сколько времени потрачено на поиски этой планеты. Надеюсь, вы не забыли, что наша погибает? Предлагаете остаться бездомными?

— Время еще есть, — перебиваю я. — Мы всегда сможем прийти в следующем цикле, если понадобится. И я убежден: к этому времени они смогут нас принять. Это будет даже интересно — они так похожи на нас. Во многом. Уберите лишний палец, исправьте строение уха, и окажется, что в некоторых вещах они даже впереди нас. Взять хотя бы те звуки, которые они называют музыкой…

— Мы согласны с Центральной Америкой.

Это встают африканские группы.

— Нет никакого сомнения в их чувствительности. Ей нужно позволить развиться, прежде чем мы начнем мигрировать сюда. Они смогут понять… принять нас.

— Согласен! — говорит Крайний Север.

— Если мы собираемся все отменить, — вступает лидер Команды Захвата, — это нужно сделать немедленно. Давайте голосовать.

Голосование мы провели, хотя был момент, когда все держалось на волоске. Однако пришлось задержаться до самой пятницы, вырабатывая детали отхода.

Я добираюсь до аэропорта, выжатый, как лимон, едва держась на ногах.

Он здесь! Вечный Путешественник. Прислонился к стойке бара. И вяло приподнимает руку в приветствии.

— Хелло, — киваю я. — Это совпадение или кто-то за кем-то следит?

Он улыбается, показывая широкий прогал в верхних зубах.

— Чистое совпадение. Поверьте, такое бывает, и нередко.

Я сигналю бармену, чтобы подал пиво.

— Думаете, совпадение?

— О, да, — кивает он, — когда попутешествуете побольше, сразу поймете, о чем я. То и дело натыкаешься на знакомых.