Журнал «Если», 2002 № 10
Шрифт:
Ясное дело, решил убедиться, что не привел хвоста. А мы, как назло, подошли слишком близко и теперь стояли на открытом месте, незаметные, как три тополя в Антарктиде!
— Замри! — выдохнул Пашка, уронил на асфальт свою визитку и принялся ее не спеша подбирать.
А мы с Маришкой по традиции киношных конспираторов кинулись целоваться. Кстати, не без удовольствия. Странно только, что чье-то сердце, оказывается, может биться быстрее моего.
— Фто в прифтройке? — спросил я у нее гундосым шепотом.
— Мававинви вавова, — ответила Маришка,
Пантомима со шнурками растянулась секунд на десять, затем рыжий ненатурально расхохотался — лысый звучно шлепнул его по затылку, дескать: эх ты, лапоть! — и выпрямился — окончательно красный! Смех оборвался. Рыжий распахнул широкую металлическую дверь и скрылся внутри пристройки, на ходу ковыряя замки дипломата. Лысый стянул со спины рюкзак и с ним наперевес вошел следом.
Пашка преобразился на глазах. Опустились плечи, линзы начали сползать на мокрое место, некогда горделивая осанка теперь напоминала знак вопроса в конце фразы: «Как, уже пора?» Указательный палец поправил несуществующие очки. Он навсегда запомнится мне таким, Пал Михалыч при исполнении. Не привычный к полевой работе специалист «по экономическим».
— К-кроме шуток, — Пашка передал мне сотовый. — Если что — там только кнопку нажать…
Скрюченные пальцы неловко ковырнули защелку на визитке, отыскали пистолет — действительно удручающе малого калибра. Он не просто умещался в Пашкиной ладони — он терялся в ней!
— Пол года, эт самое, в руки… — посетовал Пашка и недоговорил, отдал мне растерзанную визитку и вихляющей трусцой взбежал на крыльцо.
— Куда? — окликнул я. — Я с тобой! — И, не глядя, передал визитку вкупе с сотовым Маришке. Но она не взяла, а вместо этого схватила меня за запястья и сжала крепко, до онемения. В недоумении я обернулся к ней и увидел в некукольных зеленых глазах отражение утренних слез.
— Жди внизу, — крикнул Павел. — Если через две минуты не вернусь, значит, эт самое… — Железная дверь за ним медленно и бесшумно закрылась.
— Пусти! — сказал я Маришке. — Больно же!
— Две минуты, — повторила она, каменея лицом. — Всего две минуты.
Я беззвучно боролся с собой. Потом с ней. Но заняты руки. К тому же Маришка, когда это необходимо, может быть очень сильной. Первая минута ожидания вытянулась в половину вечности.
— Пусти, — мягко урезонил я. — Это же смешно!
— Так смейся! — разрешила она.
— Слышишь?.. — спросил я, чтобы отвлечь, но в этот момент услышал сам. Внутри пристройки что-то с грохотом обрушилось, Маришка на секунду отвлеклась, а я оказался на свободе и как был, с сотовым в левой руке и визиткой в правой, взлетел вверх по ступенькам. «Жаль, — успел подумать, — перед смертью не запишешься». И отскочил назад, когда распахнувшаяся дверь едва не припечатала меня к перилам крыльца.
Вышел рыжий с дипломатом под мышкой, за ним — лысый со сдувшимся рюкзаком, как будто прилипшим к спине. Моей реакции хватило лишь на то, чтобы
Следом появился Пашка с непонятным, лишенным всяческого выражения лицом.
— Что? — бросился я к нему. — Что они сделали?
— Да в-вот, — Пашка вынул из кармана руку с пистолетиком, задумчиво на него посмотрел, — водки купили.
— А что в дипломате? — допытывалась Маришка. — Ты видел?
— Ты не поверишь. П-пустые бутылки.
— А что гремело? — спросил я. — Ты стрелял?
— Не-а. — Пашка потряс головой. — Это я плечом. Там ящики пустые стояли. Задел неудачно.
Мы синхронно повернули головы на восток, туда, где в просвете между домами еще виднелись силуэты удаляющихся краснокожих. Их затылки на небесно-голубом фоне напоминали два крошечных заходящих солнца.
— Что-то я тогда не поняла, — высказала общее мнение Маришка, — почему у них такие красные… эти?..
— Алкоголики, — раздался прямо над ухом баритонистый рокоток.
— С ними мы пока ничего не можем поделать.
Посетивший меня столбняк не помешал мне, однако, повернуть голову, чтобы посмотреть на говорящего. Впрочем, что на него смотреть? Почти такой же, каким я впервые увидел его ровно неделю назад. Те же борода, синие кроссовки в тройную полоску и бабочка оперного певца. Только на плечах теперь бежевая болоньевая куртка. Расстегнутая, естественно. И лицо, кажется, еще больше подобрело по сравнению с прошлым разом. Но не сильно, так, на пару сантиметров.
Судя по выражению Маришкиного лица, не я один не заметил, как он подошел к нам сзади. Подкрался… вездесущий!
Пашка поспешно спрятал в кулаке грозное табельное оружие и беззвучно зашевелил губами:
— Самаритянин?
Но наш новый собеседник услышал и баритонисто захохотал в ответ.
— Ой, нет! — сквозь смех заявил он. — Только не самаритянин! Лучше уж по примеру милой дамы зовите меня «толстым». Так привычнее.
Маришка вспыхнула на миг и, как всегда, застигнутая врасплох, перешла в контратаку.
— Вы сказали: «пока», — напомнила она.
— Когда?
— Вы сказали: «С этими мы пока ничего не можем поделать». Что вы имели в виду, говоря «пока»?
— Ах, вы об этом, — вздохнул самаритянин. — Погодите, вот покончим с убийством как явлением, тогда и займемся медленными самоубийцами: алкоголиками, наркоманами…
— Это как это? — поинтересовался заинтригованный Пашка.
— Вы не торопитесь? — спросил самаритянин. Так спокойно, будто это нас, а не его в данный момент ждал заполненный наполовину малый концертный зал, готовый внимать, возражать, пропускать мимо ушей, цепляться к словам, скептически поджимать губы, бросать остроумные реплики с мест, верить. — Тогда давайте пройдем через парк…