Журнал «Если», 2003 № 10
Шрифт:
Юноша подумал и тоже сел.
— Козлы! — расстроенно сказал он. — Чуть что — сразу под нож! А лечить не пытались?
— Еще как пытались! Чума, оспа, сифилис… теперь вот СПИД…
— А говорили, чума — это кара Божья…
Колдун раздраженно дернул бровью:
— Да там уже не разберешь: где лечение, где самолечение… В Царстве-то Небесном тоже забеспокоились! Сначала просто промывали…
— Чем?
— Водой! Кстати, подействовало… поначалу… Потом опять рецидив. Решили прижигание попробовать — два города прижгли: Содом и Гоморру… Нет чтобы сразу! Не помогло,
— Эх… — прервал его с чувством Глеб. — Да разве можно с таким народом по-хорошему!
— По-всякому пытались, Глебушка, по-всякому… Гитлер, Сталин, Пол Пот… Тоже ведь добра хотели — человечество уменьшить, чтобы ни одна сволочь нас в микроскоп не углядела… Ничего не помогает… — Колдун пригорюнился, подпер кулаком щеку. — Живучие мы, Глебушка… — Он опустил свободную руку почти до уровня пола и меланхолически принялся оглаживать что-то плоское и незримое. Надо полагать, ученая хыка, почувствовав, что у хозяина дурное настроение, рискнула выбраться из-под кровати и теперь, неслышно поскуливая, путалась в ногах.
Глеб ворочался на узком ученическом топчанчике, ежеминутно проваливаясь то ли в сон, то ли прямиком в не вырезанный еще астрал. Мерещились ему (а может, и не мерещились, может, действительно каким-то образом воспринимались) стальные отсветы огромных ланцетов и оглушительный, как армагеддон, шорох сдираемого с лезвий целлофана.
Понятно теперь, почему человечество одиноко во Вселенной: чуть какая цивилизация разовьется — чик! — и оттяпают, пока метастазы в космос не пустила. А выживают только маленькие, неприметные — вроде жировичков…
Внезапно ученик чародея обмер и, широко раскрыв глаза, уставился в низкий неровный потолок. Сонливости — как не бывало. Предельно простая, всё объясняющая мысль вторглась в сознание юноши: а что если никакой дырки между мирами не было и Ефрем просто морочит ему голову, раскалывая на выпивку?
Уже в следующий миг, словно бы подтверждая его подозрение, под дверью обозначилась тусклая полоска света. Клянчить идет. Но нет, шаркающих шагов не последовало — и Глебу стало стыдно. Конечно, измученный воздержанием Ефрем готов на многое, но шутить столь ужасными вещами он не будет.
Значит, всё-таки правда… Не одолев нахлынувшей тоски, Глеб поднялся с топчанчика и босиком покинул свой закуток. Как он и ожидал, старый колдун Ефрем Нехорошев опять стоял, припавши глазом к невидимой дырке в невидимом заборе.
— Ну что там, Ефрем?..
Кудесник обернулся, явив взамен привычной насмешливо-страдальческой физии нечто очумелое, рассыпанное на отдельные черты и тщетно пытающееся собраться воедино.
— Слышь… — растерянно известил он. — Операцию-то… того… отменили…
— Врешь!.. — просипел Глеб перехваченным горлом.
Механически затерев ладошкой незримую дырку, колдун хмыкнул, поскреб в затылке.
— Так это обмыть надо… — обессиленно выдохнул Глеб.
Ефрем встрепенулся, потом насупился и, взвесив предложение на
— Тащи!
Глеб метнулся в свой чуланчик и спустя секунду возник вновь, свинчивая пробку на ходу. Разлили, чокнулись, выпили.
— А точно отменили? — жадно спросил ученик.
— Да точно, точно… Инструменты на место кладут!
— Кладут! Мало ли что кладут! Может, сроки перенесли?
Колдун усмехнулся.
— Поздно уже резать, — развязно пояснил он. — Выяснилось: запущенные мы, Глебушка, неоперабельные. Так что, глядишь, внуки твои еще к звездам слетают…
Наперекор стихиям
Человек не может выиграть у природы.
Человек не может сыграть с природой вничью.
Человек не может не проиграть природе.
С учениками старый колдун Ефрем Нехорошев не церемонился, и редко кто из них выдерживал больше месяца такой жизни: либо спивались, либо сбегали. Один лишь Глеб Портнягин обещал стать небывалым доселе исключением. Смышленый, упрямый, чем-то он напоминал самого Ефрема: никогда нельзя было с полной уверенностью предсказать, что сей отрок отмочит в следующий момент.
Утреннюю приборку помещения Глеб начал с того, что, ухватив за шкирку астральную сущность Калиостро, натыкал ее носом в астральную лужицу, происхождение которой было очевидно и сомнений не вызывало. Далее, запихнув котяру в его дрыхнущую на пыльном мониторе материальную оболочку (немедленно проснувшуюся и заоравшую), юноша привел в порядок энергетику, размел по углам мелкую потустороннюю живность и, возвратившись в свое физическое тело, бодро спрыгнул с топчанчика.
Вскоре поднялся и сам Ефрем. Хотя вряд ли он спал — скорее, тоже шастал по тонким мирам (в противном случае его бы неминуемо разбудил оскорбленный кошачий вопль). Кудесник сел на койке, окинул прищуренным оком прибранную комнатенку и, одобрительно хмыкнув, покрутил носом, внимая плывущим из кухни умопомрачительным ресторанным запахам. Глеб варил пшенку.
Дело в том, что ученик чародея изобрел оригинальный способ экономить на еде: зайдя в супермаркет и убедившись в отсутствии поблизости цыганок или, скажем, каких-нибудь духовидцев, которых в Баклужино пруд пруди, он попросту изымал астральную сущность из наиболее аппетитного лангета, с тем чтобы позже вложить ее в пшенную кашу. Ефрем, разумеется, догадывался, в чем суть, но предпочитал смотреть сквозь пальцы на проделки бойкого ученичка.
Впрочем, ничто не ново под луной. Вы и сами наверняка не раз удивлялись тому, что свежий, полчаса назад купленный эскалоп оказывается на вкус не лучше картона. Видимо, нехитрый этот приемчик использовался не одним поколением кудесников, так что в патенте Глебу, скорее всего, отказали бы. Не случайно ведь, пытаясь однажды тем же способом обезвкусить потребляемую Ефремом водку, хитроумный ученик чародея никакой астральной сущности в ней так и не обнаружил. Профаны такую водку называют палёной.