Журнал «Если», 2003 № 10
Шрифт:
Впрочем, кому нужен галстук на курорте?
В аэропорту он остановил такси — казалось, одним своим насупленным видом — и пропустил вперед Светлану.
— Говори ты.
— Нашел себе бесплатного гида-переводчика? — усмехнулась она и, с улыбкой наперевес впорхнув на пассажирское кресло, продиктовала название отеля.
В номере Света немного попрыгала на кровати, позвенела бутылками в мини-баре, пощелкала каналами уникома и потянула с мраморной стойки коричневую кожаную папку.
— «Дорогие постояльцы отеля «Четыре Сезона», — с выражением прочла она и прокомментировала: —
Борис кивнул.
— Дешевый… Дешевые… — он тщательно подбирал слова, помня, что «отель» и «апартаменты» уже выветрились из его головы. — Дешевая гостиница! Экономят на… — нет, авторучку ему, пожалуй, тоже не потянуть, — писалках… с шариками.
— Писалках с шариками? — повторила она, и поднятые брови отразили приятное удивление. — А, поняла! У тебя в голове опилки, и длинные слова тебя только огорчают.
— Да, я такой, — охотно согласился Борис и, расплющив нос указательным плацем, громко засопел, изображая огорченного Винни-Пуха. Вероятно, в этот момент он, скорее, напоминал Пятачка, но Светлана все равно хохотала до колик, так что Борису пришлось отобрать у нее карандаш, чтобы ненароком не укололась. Тут только до него дошло, что Свету удивило не то, что служащие отеля положили в папку карандаш вместо ручки, а то, что они даже не удосужились его заточить. Видимо, просто не ожидали, что приехавшие отдыхать постояльцы станут тратить время на заполнение анкеты, суть которой сводится к единственному вопросу: «Устраивает ли Вас наш сервис настолько, что Вы готовы оставить некую сумму чаевых в специально прилагаемом конвертике?»
— Да, тупой, совсем тупой, — согласился он, потрогав карандаш пальцем. — Бе… Бе… — Собственно, он только собирался добавить «безнадежно».
— Ты заикаешься? — удивилась Света.
— Нет, я не за… зззз…
Борис резко отвернулся к стене. Его взгляд отражал ту самую безнадежность, о которой он уже не мог… и никогда больше не сможет сказать вразумительно.
В аквапарке Борис съехал по разу с каждой горки и решил, что укатался покруче иного сивки. Он оставил Светлану в одиночку визжать от восторга в темных извилистых трубах, а сам устроился в тени под гигантским тентом, где для таких, как он, утомленных отдыхом были установлены жесткие сетчатые раскладушки. На соседней раскладушке, заметно сутулясь, сидела девочка лет пяти и читала книгу. «Усатый-полосатый» прочел Борис на обложке и улыбнулся, подумав, как мало изменился мир за последние тридцать лет. В детстве у него тоже была такая книга. Девочка читала очень старательно, вслух.
— Стала девочка учить котенка говорить. «Котик, скажи: мячик». А он говорит: «Мяу!». «Скажи: ло-шадь». А он говорит: «Мяу!». «Скажи…»
Девочка замолчала. Из-под надвинутой на нос бейсболки Борис с каким-то болезненным любопытством подглядывал, как она беззвучно шевелит губами и морщит еще не приспособленный к этому лобик, силясь собрать из букв сложное слово. Девочка оторвалась от книги, беспомощно огляделась
— Дяденька, вы же русский? — решительно спросила она.
— Конечно, — не стал отпираться Борис. Изображать спящего было поздно.
— Тогда прочитайте мне, пожалуйста, вот это слово, а то я не понимаю.
Борис с улыбкой склонился над раскрытыми страницами.
— Скажи… э… эээ… — и не дожидаясь настороженного взгляда девочки, выдавил из себя жалкое: — Мяу-мяу.
Он ошибался, мир сильно изменился даже за последние тридцать дней. Теперь он, как и котенок, не мог произнести «э-лек-три-че-ство». Даже по складам.
— Вот какой глупый котенок, — рассеянно пробормотал Борис, возвращая книгу маленькой хозяйке, в глазах которой читалось разочарование во всем взрослом мире.
Борис спрятал неловкость под бейсболкой, но подремать так и не сумел. Минут через двадцать явился Светик, счастливый и мокрый.
— Айда, — сказала она и протянула руку. — Примем внутрь каких-нибудь алкоголистических напитков.
Вот у кого никогда не возникнет трудностей со словами, с завистью подумал Борис. Правда, научиться говорить правильно Светику тоже едва ли грозит. Подумаешь, суффиксы, приставки… Забыла слово — немедленно придумай новое. И что самое интересное, такая манера речи нисколько ее не портит, напротив, добавляет трогательного очарования.
— Котенок, — сказал он, глядя ей вслед. Сказал вслух, но так тихо, как будто скрывал что-то от самого себя.
Борис покачал головой. ИНДРА, ИНДРА! Дисфункция ты моя инволюционная… Что же ты со мной делаешь?
Наутро, с опаской заглянув в зеркало, Борис увидел в нем человека, который взял от жизни все и слегка надорвался. Зато на собственном опыте убедился, что для хорошей вакханалии, оказывается, вовсе не обязательно собирать толпу. Достаточно и двух человек, было бы желание — яркое, взаимное… Но то было утром, а сейчас, после теплого душа и двух баночек живительной «Пепси», Борис чувствовал себя вполне умиротворенным.
Гладкие прутья плетеного шезлонга впивались в непривычную к загару кожу. Можно было подложить кокосовый матрас, но для этого требовалось убрать Светину голову со своего локтя, встать, да к тому же проделать шагов десять по горячему песку. А ему хотелось лениться. Он так давно не воспринимал лень как самоценное занятие. Оказывается, зря.
Невдалеке о чем-то шептало море, спокойное, словно его последняя энцефалограмма. Ни единого всплеска.
— Знаешь, — заговорила Света, — вот говорят, что мы, девушки, любим ушами. А мне ты больше нравишься такой, как сейчас, молчаливый.
— Де-евушка, — издевательски протянул он.
— Не придирайся!
— Де-евушка, — повторил он и нахально захватил ее губы своими. Светины губы были мягче и пахли красным вином и апельсинами.
— Нет, правда. Ты стал таким нежным, таким внимательным. И, главное, у тебя появилось время, чтобы выслушивать все мои глупости. Ты больше не треплешься по уникому с «калеками» по бизнесу, можешь за целый день ни разу не взглянуть на часы… Мне, правда, нравится. Очень-очень.