Журнал «Если», 2004 № 05
Шрифт:
Вскоре к бегуну присоединилась еще одна фигура, вторая, третья, четвертая… Все дружно отправились в парк на другой стороне улицы, и там, рассеявшись, стали бесцельно бродить между рядами зеленых скамеек под цветущими деревьями. Вокруг играли дети; малыши, визжа от радости, гонялись за родителями. Над их головами простиралось сверкающее синевой небо.
Сопровождавшие бегуна люди продолжали наблюдать за прохожими.
Одной из этих личностей была Лайм. Сунув руки в карманы, она обозревала парк. С одной стороны его отгораживала
Слева, на фоне неба, сияла зеркальная призма Хэнкок Тауэр. Напротив небоскреба темнел покрытый прихотливыми узорами коричневый фасад церкви Святой Троицы, идеально симметричный своему отражению в зеркалах.
Продолжая разглядывать пейзаж, Лайм мысленно восстанавливала сеть, раскинутую вокруг парка. Четверо агентов ФБР в парке. Еще двое, с рациями и биноклями — на обзорной площадке Хэнкок Тауэр. Четыре машины припаркованы на боковых улицах, по одной на каждое возможное направление погони. ФБР называло это «методом блуждающего удара».
Оставалось только ждать.
Лайм долго смотрела, как двое ребятишек играют на бронзовой черепахе и, смеясь, съезжают по ее гладкому панцирю. Черепаха ухмылялась. Бронзовый заяц озадаченно чесал за ухом.
Заслышав звон ключей, она резко обернулась. Это оказался Хуанг с пачкой бумаг в руке.
— Только что получили анализы крови первых шести жертв. Помнишь, лекарство от астмы? Так вот, теофиллин найден у Джона Блюма и Питера Ивенса. Но не у Тревора Ричардсона или его жены. И больше никаких лекарств. Никаких признаков седативных препаратов вообще.
Он отдал аналитику папку. Лайм открыла ее, стараясь скрыть разочарование. Существование связи, на которую она надеялась, оказалось фикцией. Но Лайм все равно пролистала отчеты.
— Ничего не заметила? — спросил Хуанг.
Лайм закрыла папку.
— Кажется, нет.
— Ты выглядела более уверенной, когда собирала группу наблюдения.
— Просто следовала инстинкту.
— Какой, к черту, инстинкт? По-моему, мы зря тратим время. Нет ни малейшего доказательства того, что Хэммонд направляется к Хэнкок Тауэр.
— Он собирается увидеть свой кошмар. А потому должен появиться здесь, около самого гигантского зеркала, способного поглотить всех чудовищ, которые его преследуют. Он хочет покончить с этим, прежде чем пострадает кто-то еще. Поэтому он не посмел идти к кому-то, кто ему небезразличен. Его бывшая жена, например. Она живет здесь, в Бостоне, но он не хочет впутывать ее, потому что…
Женщина осеклась.
— Что с тобой? — спросил Хуанг.
Вместо ответа Лайм вновь взяла у него папку. Какой-то зачаток мысли мучил ее, не давая покоя.
— Ты сказал, что брак Хэммонда распался, потому что у них не могло быть детей?
Хуанг сверился со своими заметками.
— Верно.
— Вот она, эта связь, которую мы ищем. Дети.
Лайм пролистала отчет коронера.
— Все эти жертвы… ни у кого из них не было детей. Почему?..
Лайм широко раскрыла глаза и замолчала. В памяти вдруг всплыл снимок из медицинского учебника.
— О, черт!
— Что такое?
Но она уже с головой ушла в воспоминания о вскрытиях, препарированиях, старых лекциях.
— Я, должно быть, ослепла! А ведь все совершенно очевидно! Недостающий кусочек…
— Что?!
— У всех мужей был… был…
Лайм сосредоточенно свела брови в поисках подходящего термина.
— Триада или синдром Картагенера! Вот она, разгадка! В медицинских картах этого нет, но иначе просто быть не могло!
— А это еще что такое? — удивился Хуанг.
— Генетическое заболевание. Означает, что у мужчин были поврежденные реснички. Микроскопические волоски, покрывающие определенные части клеток.
Лайм принялась взволнованно мерить шагами площадь.
— Они есть и в легких, и в хвостах сперматозоидов. Люди с синдромом Картагенера имеют генетический дефект, парализующий реснички. Есть три симптома этого заболевания. Первый: респираторные проблемы. Без здоровых ресничек легкие не могут содержать дыхательные пути в чистоте, верно? И, судя по отчету коронера, по крайней мере две жертвы страдали от респираторных инфекций.
— Согласен.
— Второй симптом — мужское бесплодие. Без функционирующих хвостиков сперматозоиды не могут плавать.
— И ни у кого из жертв нет детей, — кивнул Хуанг.
— Точно. И третий симптом — зеркальность расположения органов.
— Погоди. Что общего имеют поврежденные реснички с «Situs inversus»?
— Все дело в том, как отличает тело левую сторону от правой. В нормальном эмбрионе размещение органов определяется особыми протеинами, накапливающимися на одной или другой стороне развивающегося плода. Их распределение играет решающую роль в расположении органов. Реснички перемещают протеины с места на место, но если они повреждены, протеины распределяются произвольно, и размещение органов становится непредсказуемым. В половине случаев результатом является «Situs inversus». В учебнике это описано так: наследственное сочетание бронхоэктазов, полипоза слизистой оболочки носа и транспозиции органов.
— Но почему этот синдром не отмечен ни в одной медицинской карте?
— Двадцать лет назад «Situs inversus» даже не был подробно описан, так что врачи, возможно, не усмотрели связи.
— Черт! — пробормотал Хуанг. Они по-прежнему стояли на фоне обветренного фасада церкви Святой Троицы. С карнизов пялились горгульи. Сурово смотрели горельефы святых с открытыми книгами в руках.
— И что все это означает?
— Пока не знаю.
— Значит, мы нисколько не приблизились к раскрытию дела.