Журнал «Если», 2005 № 08
Шрифт:
— А ну, проваливай! — заорал он, топая ногами. Схватил гостью за ворот: — Слышишь? Это мой дом!
От рывка ветхая футболка девчонки лопнула. Гостья испуганно вскочила и побежала. Волька мчался следом, норовя пнуть под зад. Так тебе, ворюге! Коридор кончился. Отступать было некуда. Девчонка ревела, уткнувшись носом в потертый дерматин, а Волька путался с ключами, все не мог и не мог открыть замок. Но вот справился. Вытолкнул на лестничную клетку и, захлопнув дверь, привалился спиной к мокрому от слез дерматину.
Ф-фу-у…
Из-за двери доносились всхлипывания. Волька зажал уши. Еще реветь будет, зараза! Сама все испортила, а ревет! Как будто это он виноват! Скорее к телефонному аппарату. Он этого дела так не оставит.
Пальцы сами выстучали номер Небыльца. Трубка отозвалась длинными гудками.
Раз. Два. Три. Ну же!.. Четыре. Пять.
Дольше семи ждать нельзя. Таковы правила.
Небылец снял трубку после шестого гудка.
— Алло? Волька? Что случилось?
С пятого на десятое, путаясь и давясь слезами, Волька пересказал свою историю. Небылец слушал сочувственно, без особого раздражения. Когда Волька иссяк, вздохнул:
— Всегда одно и то же… Ты ловца снов развязал?
Волька горестно шмыгнул носом. А надо было? Всего-то не упомнишь!
— Ладно, тень с тобой, — смилостивился Небылец. — Ничего страшного не случилось. Правил ты не нарушил, а забывчивость не грех. Даже наоборот. Не хмурь свой незабвенный лик, о дремучий, река придет в небо!
Говорил Небылец в точности так, как, по мнению Вольки, должен говорить проводник туда.Волькин же голос против воли дрогнул:
— Точно? Обещаешь?
— Обещаю, обещаю, о дремучий Вершитель. Свет над тобой пятном, да ты же совсем расслюнился! Завтра в восемь приходи. Все совьется. Летящих тебе снов.
Волька с трепетом положил трубку. Душевный все-таки мужик Небылец. Другой бы ругать стал, а он — ничего. Помочь обещал. Не в силах сдержаться, Волька запрыгал по квартире. Кастрюли немытые, горшки цветочные… Прощайте навсегда! Впереди ждут другие цветы и другое небо! Взглянуть, что ли, на здешние звезды последний раз? Волька высунулся в окно. Бр-р-р! Вот и лета здесь толкового не дождешься. И вообще…
Под порталом валялся девчонкин рюкзак. Оставила, растрепа… Волька брезгливо, двумя пальцами подцепил его. Ткань дешевая, станина — чугун. Как они там живут? Лазить по чужим вещам нехорошо, но именно поэтому Волька не колеблясь распустил завязки. Он путешественник, ему можно.
Продранный на локтях свитер, застиранное полотенце, перетянутый аптекарской резинкой пакет с неведомыми пряностями. Привет из чужого мира. Повезло. Термос, халатик, трусики — их Волька сразу же стыдливо отложил в сторону. Тяжелая, битая молью куртка. Теплая, наверное…
На душе стало муторно. Как она там, бедняга? На улице, в драной футболке…
«Первое попавшееся слово, — решил Волька. —
Слово придумалось — «Горменгаст». Десять букв. Стесняясь сам себя, Волька подошел к двери. Неслышно отворил, выглянул.
Девчонка сидела лицом к стене, зябко обхватив колени. Разодранная футболка свисала по сторонам бессильными крыльями. Волька на цыпочках прокрался к ней. Под лопаткой темнела свежая царапина. Голые плечи покрылись гусиной кожей; время от времени по ним пробегала дрожь.
И почему лицом к стенке?…
— Ну, ты… Ты чего, а?… — Он присел на корточки. Худенькое плечо оказалось совсем рядом — только руку протянуть.
— Уйди… — голос девчонки звучал глухо. — Уйди, пожалуйста.
— Ты это… ну, прости…
— Уйди, прошу! — она измученно обернулась. Слезы промыли на щеках блестящие дорожки, нос распух. — Как ты не понимаешь! Я хочу умереть! Это же не тот мир!.. — И путешественница разрыдалась, уткнувшись носом в Волькино плечо.
Ткань футболки тут же намокла. Женские слезы — страшное оружие… Вольке оставалось шептать глупые утешения, гладя ее по грязным волосам. А вдруг она — как он?… Все правила соблюдала — и книжки, и привязанности… Она же не виновата! А вдруг бы с ним так — в чужом мире? Пинок под зад, иди куда хочешь… А некуда.
— Пойдем… — Волька неловко помог девчонке подняться. — Переночуешь у меня. Надо отдохнуть… с дороги…
Когда человек хочет обнять девушку, но при этом боится, что она подумает не то, зрелище получается комичное. Но путешественница даже не улыбнулась. За ее плечами оставалась Зима.
— Вот ванная, — показал он. — Вымоешься, ну и вообще…
Девчонка впервые подняла на него взгляд. Все его приготовленные заранее мужественные слова куда-то исчезли.
— Спасибо… тебе.
Сердце оборвалось, как на американских горках. Какие глазищи!
— Подожди, я из одежды подыщу что-нибудь… А то на тебе просто ужас какой-то.
— У нас все так ходят… — пожала плечами она. Растерзанные лоскуты смешно вспорхнули, едва не свалившись. — И порталом сюда добираться две недели.
Две недели?! То-то она такая чумазая!
— Вот и хорошо, вот и ладненько, — зачастил он, чтобы скрыть смущение. — С водой разберешься? Тут горячая, это холодная. Вот душ.
— Это… это все мне?!
— Тебе, тебе. И не вздумай экономить. У нас не принято.
Под аккомпанемент льющейся воды Волька помчался перетряхивать шкафы. Вот так приключение! Если бы только она не была такой страшненькой… А в общем, ничего девчонка.
Никто в здравом уме и твердой памяти перед Урочным Часом постирушек не устраивает. Волька не исключение. Из одежды нашлись только огромная клетчатая рубашка и старые треники. В отчаянии Волька полез на антресоли.