Журнал «Если», 2006 № 04
Шрифт:
— Искусство словами менять мир.
— Верно. А почему слова могут менять мир?
— Не знаю, — Трикс пожал плечами. — Это тайна, наверное… Нужны особые слова?
— Особые, — кивнул Щавель. — Дело в том, мальчик мой, что мир — это лишь представление людей о нем. Когда-то люди договорились считать, что небо — голубое, солнце — желтое, трава — красная…
— Радион, трава — зеленая, — негромко сказал Паклус. — Сколько можно тебе напоминать?
Маг смутился:
— Зеленая, конечно же. Я оговорился. Чтобы пример был нагляднее.
— Вино у нас в чашах какое? — напористо спросил Паклус.
Щавель вздохнул:
— Ну помню, помню! Хватит попрекать, у меня дед цвета не различал, а я в него уродился!
— Это я ему такое напоминание придумал, — с гордостью сообщил Паклус. — Давай излагай дальше.
— Так вот, — маг откашлялся. — Когда-то люди договорились, каким должен быть окружающий мир. И договорились, конечно же, с помощью слов. Придумали для всего на свете объяснение. Но слова-то могут быть разные. И сила в них осталась! Если ты подберешь правильные слова и скажешь что-то очень убедительно, то мир может тебе поверить. И изменится.
— Поэтому магу всегда нужен слушатель, — добавил Паклус. — Хотя бы тупой минотавр. Поэтому умные маги всегда ходят со спутниками. С учениками, к примеру.
— Хорошие маги, — сказал Радион таким тоном, что стало ясно: себя он относит к очень хорошим, — могут и сами себя уболтать. Но, конечно, с напарником проще. Чем простодушнее и доверчивее напарник — тем лучше действует магия.
Он искоса поглядел на Паклуса и торопливо отхлебнул вина, будто решил, что сболтнул лишнее. Но рыцарь ничего дурного не подумал.
— Какие слова в волшебстве верные, а какие — нет? — спросил Трикс.
— Правильный вопрос, — кивнул Щавель. — И как во всяком хорошем вопросе, в нем уже есть ответ. Верные слова — те, в которые верят! От которых захватывает дух и сладко замирает сердце!
— А почему придуманные слова слабеют?
— Еще один отличный вопрос! — оживился Щавель. — В тебе задатки великого мага! Да, единожды придуманное заклинание можно использовать много раз. Но от частого произношения оно как бы изнашивается, мир в твои слова верит все меньше и меньше, волшебство работает все слабее и слабее. А уж если его записать и начать раздавать кому попало, то через несколько месяцев самое могучее заклинание превратится в ничто! Поэтому маги свои заклинания берегут и без нужды не используют, чаще импровизируют, для мелких бытовых задач магией не пользуются.
— Решай, мальчик, — сказал Паклус. — Ты оруженосец славный, я бы из тебя сделал рыцаря. Но если решишь стать магом… — он замолчал, потом грустно добавил: — Что ж, возможно, мы еще встретимся на поле брани в одном строю. И пока ты будешь сочинять свои красивые слова, я со своим верным мечом постараюсь прикрыть тебя от чудовищ.
Трикс подошел к рыцарю и крепко обнял его.
— Это значит, ты выбрал карьеру рыцаря, мальчик? — растроганно спросил Паклус.
Радион Щавель улыбнулся.
— Нет, сэр Паклус. С вашего позволения я пойду учиться магии у вашего друга, — ответил Трикс. — Спасибо вам большое. Я бы постарался стать достойным оруженосцем и рыцарем. Но, знаете, мне кажется, что магия — это мое.
Паклус кивнул. Печально сказал:
— Ты прав, Трикс. Удачи тебе.
Трикс повернулся к магу и спросил:
— Что мне делать, господин учитель?
Радион прищурился:
— Спустись на два этажа вниз, ученик. Там ты найдешь большую и грязную кухню. Постарайся за вечер сделать ее несколько чище. И помни, что волшебники не используют магию для презренных бытовых целей.
— Слушаюсь, — сказал Трикс, ничуть не удивившись.
Он бросил последний взгляд на игрушечный домик и пошел к лестнице. За его спиной Паклус шепотом сказал Радиону:
— Очень славный мальчик. Но все-таки учитывай, он немного недотепа.
— О, да, — с удовольствием ответил маг. — Я вижу. Из таких и получаются самые лучшие волшебники.
И спускаясь на кухню, Трикс
ВИДЕОДРОМ
ХИТ СЕЗОНА
Резюме
После «Чарли и Шоколадной фабрики» Тим Бартон (или, как сейчас часто принято транскрибировать, Бертон) создал еще одну сказку. На этот раз — анимационную. В «Трупе невесты», словно в резюме для поступления на работу, собрались воедино почти все творческие предпочтения режиссера. Попробуем разобраться какие.
Во-первых, Бартон решил тряхнуть стариной и вспомнить свое мультипликационное прошлое. Ведь когда-то он создавал анимационные короткометражки на студии Диснея. Единственной же полнометражной работой до этого момента был замечательный кукольный мюзикл «Кошмар перед Рождеством» (1993), но там Бартон был не постановщиком, а продюсером и автором сценария. «Труп невесты» — тоже кукольный. И тоже мюзикл. И тоже замечательный. Блестящие музыкальные темы, захватывающая динамика персонажей [1] , запоминающиеся песни поставили «Труп невесты» в ряду мюзиклов не ниже ставшего уже классикой собрата — «Кошмара перед Рождеством».
1
Бартон сначала попробовал поработать в технике компьютерной 3D-анимации, но результат ему крайне не понравился, и он вернулся к классическим методам. Правда, в куклах также использованы высокие технологии: в отличие от «Кошмара перед Рождеством», где у объектов в процессе съемок для изменения выражения лица попросту меняли головы, в «Трупе невесты» вся мимическая механика находилась внутри кукол. (Прим. авт.)
Во-вторых, визуальная стилистика фильмов Бартона почти всегда оригинальна и необычна — сказывается художественное образование. Но здесь режиссер почти умышленно повторяет цветовую гамму, например, той же «Сонной лощины» — максимально вирированный, вплоть до черно-белого, цвет мира реального. В мире потустороннем краски побогаче — скорее, как в «Эдварде Руки-Ножницы» или «Бэтмене».
В-третьих, раз уж речь зашла о красочности потустороннего мира, Бартон возвращается к тематике мира мертвых, поднятой еще в «Биттлджусе». Этот мир в «Трупе невесты» весел, многогранен, полон жизни (пардон за каламбур). И противопоставляется серому реальному существованию — скучному, жадному, полному косности и пороков. Обитатели иного мира, несмотря на свою фантастичность и фантасмагоричность, очень импозантны, даже в виде скелетов, полускелетов, недоразложившихся трупов и совсем уж невероятных существ. Бартон недвусмысленно дает понять, какой из миров ему более симпатичен.
В-четвертых, одним из средств вызвать подобную симпатию у зрителя становится типичный бартоновский юмор. Несколько черноватый (а каким он может быть, если сюжет повествует о жизни и смерти?), донельзя изобретательный (ну кто мог бы предположить, что одним из самых запоминающихся и обаятельных персонажей станет червяк-трупоед) и при этом лишенный даже грана пошлости.
В-пятых, Бартон верен себе и новомодным голливудским поветриям, вставляя в фильм множество киноцитат, пародийных реминисценций и реверансов предшественникам. Мало кто в одном из музыкальных номеров не заметит пусть и донельзя преображенный и «обстебанный» диснеевский «Танец скелетов», а наблюдательный любитель анимации не оставит без внимания пианино марки «Хэррихаузен» — дань Бартона великому мультипликатору.