Журнал «Если», 2009 № 11
Шрифт:
Все глядели на Генри, ожидая начала.
— Думаю, мы все знаем, почему мы здесь, — начал Генри, и тут же его поразило чувство нереальности происходящего. Он не понимал, сам-то он здесь зачем? В его мозгу всплыли слова Майкла Фарадея, высеченные на стене здания физического факультета Калифорнийского университета: «Нет ничего слишком чудесного, что не могло бы оказаться истинным». Теперь эти слова звучали насмешкой. То, что произошло с Генри, чудесным не было, но было «истинным» в том смысле, которого он не мог принять, хотя намеревался сделать все от него зависящее, чтобы свести дело к физике тем единственным способом,
Генри продолжил:
— Со всеми нами случилось… нечто… И самое лучшее, что мы можем сделать для начала, это выяснить — действительно ли мы все испытали одно и то же.
Сбор данных.
— Итак, я начну первым. В пяти разных случаях я испытал ощущение некоей силы, захватывающей мое сознание и мое тело, как будто через меня проходила мощная волна энергии, своего рода нейрологический шок. Один раз это было болезненно, в других случаях нет, но всегда очень утомительно. Кто-нибудь еще испытывал что-то похожее?
Последовал взрыв восклицаний, который Генри притушил поднятием руки.
— Давайте просто поднимать руки. Итак, кто-нибудь еще пережил подобное?.. Все. Хорошо, давайте теперь пройдем по кругу, каждый представится и расскажет свой случай, начнем слева от меня. Пожалуйста, рассказывайте ясно и подробно, насколько это возможно, но пока прошу ограничиться исключительно описаниями. Не надо толкований.
— Учителишко проклятый, — пробормотал кто-то, но Генри не разглядел, кто именно, да и не старался. Его сердце билось ускоренно, и ему казалось, что у него даже уши выросли, чтобы не пропустить ни одного слова. Он намеренно не упомянул о времени, когда происходили эти его «приступы» и не стал рассказывать о сопутствующих им внешних обстоятельствах, чтобы не влиять на информацию, которую могли бы предложить другие.
— Я Джон Клудж с четвертого этажа, — начал тяжелый круглоголовый мужчина с абсолютно лысой головой и приятным голосом.
Видно было, что он умеет заставить себя слушать. Видимо, университетский преподаватель, решил Генри. История или математика плюс, возможно, тренерская работа в какой-нибудь спортивной команде. — Все было почти точно так, как описал Генри, и чувствовал я эту «энергию» четыре раза. Впервые это произошло примерно в 7:30 вечера во вторник. Второй раз я проснулся ночью в среду в 11:42. Я засек время по будильнику, стоящему рядом с моей постелью. В третий раз я времени не заметил, поскольку меня стошнило после того пищевого отравления, которое с нами стряслось в четверг, но это произошло как раз перед этим приступом, где-то после полудня. Тогда энергетическая волна подступила к сердцу, я даже подумал, что у меня сердечный приступ. Последний раз это случилось вчера в 11:45 утра, и в дополнение к ощущению энергии я испытал… ну, что-то вроде…
Он выглядел смущенным.
— Пожалуйста, продолжайте, это важно, — подбодрил его Генри, слушавший, затаив дыхание.
— Ну, не скажу, что это было зрение, но через мой мозг проходили цвета — красный, голубой и белый — и с ними было связано ощущение чего-то… твердого.
— Ожерелье Анны Черновой! — воскликнула Эвелин, и собрание взорвалось.
Генри не мог остановить этот яростный гам. Он бы поднялся, но его ходунки остались в кухне; им просто не хватило
— Эй! Все заткнулись, а то мы так ни черта и не поймем!
Все резко замолчали и возмущенно уставились на коренастого мужчину в мешковатых брюках из хлопчатобумажной ткани и в дешевом свитере из акриловой пряжи. Донован нахмурился и опустился на свое место. Генри воспользовался паузой.
— Мистер Донован прав: таким образом мы ничего не узнаем и не поймем. Давайте продолжим по кругу, никого не перебивая. Пожалуйста, миссис Басс.
Эрин Басс толково описала практически то же, что испытал Джон Клудж. Правда, с ней ничего не приключалось в среду ночью, но зато был более ранний опыт, совпавший по времени с тем слабым «приступом», испытанным Генри во вторник, как раз тогда, когда к нему пришла Керри, чтобы сопроводить в колледж. Эрин описала это переживание, как «шепот у меня в мозгу».
Следующие шестнадцать человек один за другим отчитались в тех же самых переживаниях четверга и пятницы, хотя некоторые из них не ощущали никакой «энергии» во вторник или в среду. Генри оказался единственным, с кем это произошло пять раз. В процессе всех «исповедей» Эвелин Кренчнотид неоднократно порывалась вскочить и «вставить свои пять центов». Ее распирало, будто гейзер, который только и жаждет разразиться обильными потоками. Генри опасался ее вмешательства, поэтому предостерегающе взял ее за руку, что было ошибкой, ибо Эвелин тут же принялась нежно пожимать его пальцы свободной рукой.
Когда наконец подошла очередь самой Эвелин, она заявила:
— Никто из вас не испытывал боли в четверг, кроме Генри и меня! А я находилась в это время в госпитале, на ЯМР-томографии, и я лежала внутри этой штуки, и боль была ужасной! Ужасной! А затем… — она сделала драматическую паузу, — затем я увидела ожерелье Анны Черновой как раз в то время, когда оно было украдено! И вы его тоже видели — все эти «твердые цвета», о которых говорил Джон. Сапфиры, рубины и бриллианты!
Снова разразился гвалт. Генри, в глубине души которого нарастал страх, мысленно застонал. Ну почему Эвелин Кренчнотид? Самый ненадежный свидетель из всех…
— Я его видела! Видела! — визжала Эвелин.
Джина Мартинелли принялась громко молиться. Люди что-то друг другу яростно втолковывали или сидели молча, с бледными лицами. Незнакомая Генри женщина полезла трясущейся рукой в карман и извлекла оттуда пузырек с пилюлями. Боб Донован опять приложил пальцы к губам.
До того как Донован смог испустить свой опасный для барабанных перепонок свист, Эрин Басс грациозно поднялась с пола, хлопнула в ладоши и крикнула на удивление громко:
— Стоп! Мы так ни к чему не придем! Эвелин, займите свое место!
Постепенно шум затих. Эвелин, которую последствие ее слов скорее возбудило, нежели испугало, пустилась в долгие и путаные описания своей митральной недостаточности, пока Генри не остановил ее единственным доступным способом — снова схватив за руку. И снова ласковое пожатие в ответ; Эвелин зарделась и нежно произнесла:
— Да, дорогой!
Генри ухитрился вырваться из ее хватки.
— Пожалуйста, я обращаюсь ко всем: для всего этого должно существовать объяснение.