Журнал «Если» 2010 № 2

Первушин Антон Иванович

Но я не был готов принять лежавшую на поверхности версию и, кроме того, опасался, что принял за синяки явление, с которым не был знаком. Нечто, считавшееся обитателями лунных колоний совершенно нормальным и ничуть не подозрительным.

Поэтому я требовал от роботов всю информацию, какую только можно получить, не переворачивая тело. Фотографии и снимки с видеокамер были поразительно четкими. Но я хотел большего.

Будь я на месте преступления, непременно наклонился бы над телом и хорошенько его обнюхал. Можно узнать очень многое по тому, как пахнет труп — и речь не

только о разложении. Одеколон, которым сбрызнули рубашку, аромат кедрового масла на руках, слабая вонь жира, идущая от затылочной части шеи… Иногда этого достаточно, чтобы закончить дело.

Вот только у меня не было ни времени, ни возможности вдохнуть глоток воздуха. Поэтому я лишь заставил роботов взять пробы воздуха, вплоть до самого незначительного компонента, в надежде, что смогу скормить данные нашему компьютеру из экспертной лаборатории и сделать анализ запахов. Конечно, это не так эффективно, как оценить их собственным носом, но, возможно, даст мне понятие о том, с чем я столкнулся.

Я также потребовал от роботов передать изображение местности и был поражен, увидев таблички на английском, объявляющие запрет на доступ в эту часть нового конуса.

Никто об этом не упоминал.

Мало того, никто не упоминал, каким образом было обнаружено тело мальчика.

Я немедленно озвучил ряд приказов: не трогать тело, пока не закончено расследование, никому — ни человеку, ни участвующему в расследовании роботу — не появляться в этом месте, пока идет работа, и ни в коем случае не передавать полученную информацию третьим лицам.

Последнее было самой большой проблемой, поскольку сведения, полученные роботами, зачастую имели более одного легального владельца. Я понятия не имел, принадлежат ли роботы, которых я использовал, исключительно СиниерСорсу или одолжены у «Проктор Майнинг».

Я вообще о многом не имел понятия.

В желудке все перевернулось, и мне стало дурно, впервые за много лет. Я закрыл глаза и глубоко вдохнул.

Когда я работал на Департамент полиции Нью-Йорка, время от времени приходилось цапаться с боссами. Меня знали как одного из самых своенравных и удачливых детективов в «убойном» отделе. Если преступление действительно хотели раскрыть — значит, поручали расследование мне. Но в таком случае миритесь с моим характером и острым языком.

Здесь приходилось постоянно одергивать себя: я знал, чем рискую, да и здешние боссы не стоили моих нервов.

Я мог добиться своего и раскрыть дело, не тратя на них перлы своего остроумия.

Но в этом случае молчать не имело смысла. СиниерСорс дал мне невыполнимую задачу с немыслимыми сроками и каким-то образом ожидал, что я ее решу.

Может, если бы я сразу расписался в собственной некомпетентности, пришлось бы всего-навсего терпеть последствия понижения. А вдруг я всего лишь получил бы дисциплинарное взыскание…

Может, если бы я с самого начала задокументировал все, у меня оказалось бы достаточно свидетельств, чтобы обратиться к одному из престарелых адвокатов, живущих здесь, и попросить его или его земного коллегу оспорить мое неминуемое изгнание в гравитационный мир.

Потому что я не мог работать

с тем, что имел.

Я настроил очки и компьютерные средства резервирования на сохранение каждой крупицы информации. Закончив, снял маску и повесил на специально предназначенный для этого ремешок.

И только потом устремился в офис босса, стараясь не думать о том, чем рискую.

Мой босс, Райя Эофф, украсила фотографиями из дома все свободное пространство. Здесь были снимки всей ее семьи, начиная от прадеда с прабабкой и заканчивая правнучкой, которую она никогда не видела. Райя страдала от прогрессирующего остеопороза и должна была подписать специальный отказ от претензий, чтобы получить право на проживание в СиниерСорсе, поскольку жизнь в космосе часто приводила к утечке кальция из костей.

Но со слабыми костями было легче жить здесь, чем на Земле. Доктор записал Райю в подопытные морские свинки: очевидно, ему было интересно узнать, как долго может выжить в невесомости крайне ослабленный организм. Исследование давно закончилось, Райя вот уже второй десяток лет жила в СиниерСорсе, и, не знай вы ее историю, наверняка посчитали бы худую женщину с серебряными волосами одной из самых спортивных старушек, которых вам довелось видеть.

— Надеюсь, у вас важные сведения, — приветствовала она меня с порога. — Помните о сроках.

— Знаю, — кивнул я. — Если результаты нужны вам к завтрашнему дню, придется дать мне бригаду детективов и нескольких экспертов.

Мой голос не дрогнул. Уже плюс. Я попытался представить себя на Земле, предъявляющим такие же требования в полицейском участке, но это было сложно.

В Департаменте полиции Нью-Йорка никто не плавает в невесомости.

— У нас не хватает бюджета на целую бригаду, — буркнула она, не глядя на меня и складывая руки на животе. Пальцы были унизаны кольцами: некоторые из них старше ее самой. Под подбородком плавало колье: однажды она рассказала, что носила его с двенадцати лет и никогда не снимала.

Желудок опять скрутило. Дурнота усиливалась.

— Если вы не сможете дать мне помощников, — предупредил я, — значит, не получите контракта.

— Хотите сказать, что не можете раскрыть это преступление? — уточнила она.

Я напрягся. Подобного я еще не говорил. Так что на удочку не попадусь… Медленно, чтобы не ляпнуть того, о чем позже пожалею, я произнес:

— Хочу сказать, что не сумею раскрыть преступление за те сроки, что мне дали, и с теми сведениями, которые имею.

— Но вы самый сообразительный детектив из всех, кто у меня под началом!

Такое утверждение должно было бы утешить меня. Увы!

— Наверное, если речь идет о земных преступлениях, — согласился я. — Но я ничего не знаю о Луне.

— Того, что знаете, вполне достаточно.

Я покачал головой, но тут же пожалел об этом, поскольку это движение послало меня сразу в двух противоположных направлениях. Я уже избавился от всех резких жестов, но покачивание головой относилось к разряду дурных привычек. Кроме того, я никогда не думал о нем, как о движении — только как о средстве общения.