Журнал Наш Современник №11 (2002)
Шрифт:
— Надо было все же по Минке ехать, — неожиданно для себя укорил Тыковлев сидящего на переднем сиденье охранника.
— Так там же пробки, — начал оправдываться тот. — Не объедешь, а по встречной полосе опасно. Выскочит какой-нибудь “чайник” или еще хуже, кооператор на “Мерседесе”. Им правила движения не писаны...
Машина резко затормозила, прижалась к обочине и остановилась.
— Что там у тебя? — резко спросил шофера охранник.
— Левое заднее, — виновато ответил тот.
Пока меняли колесо, Тыковлев вышел из машины. Остановились они посреди какого-то населенного пункта. Наверное, это было уже Голицыно, а может, Вязёмы.
“Так и есть”, — подумал Тыковлев, заметив приземистую кривоногую бабу, выходящую из калитки и направляющуюся к ним. Получше разглядев черный “ЗИЛ” и экипаж в темных костюмах, белых рубашках и галстуках, баба решительно стерла приветливую улыбку, которую было навесила на свое обветренное лицо, и заметно помрачнела. Вычислила, что остановка непреднамеренная и что этот клиент ни кабачков, ни картошки брать не будет. Однако же любопытство взяло верх, да и показывать, что выскочила из дома в расчете заработать лишнюю десятку, не хотелось.
Баба продолжила путь и не спеша взобралась по откосу наверх. Подойдя к своим табуреткам, зачем-то поправила волосы и задиристо спросила:
— Ну, чего встали? На дачу, небось, едете. На казенной машине... Ведь на служебной едешь, — постепенно распаляясь, надвинулась на Тыковлева. — Коммунист еще называется! Не стыдно? Страну до чего довели, а? — подбоченясь, продолжала она. — Ты не стой тут. Сходи в магазин напротив, посмотри! Пусто там. Шаром покати! А такие вот, как ты, на черных машинах все кругом раскатывают, да пайки жрут, да по заграницам шастают. Номенклатура сраная.
— Ишь какая сердитая. Что мне, на дачу теперь съездить нельзя? Я свой день честно отработал...
— А я что? Не отработала? Так меня на черных машинах никто не возит и пайками не кормит. А почему? Чем я хуже? Вы же за равенство. За справедливость. Маркс, Ленин, коммунизм. Все врете! Всю жизнь только врете и за счет народа живете. Вот, ей-Богу, был бы у меня сейчас пулемет, так бы вас всех тут и исполосовала. Ага! И не жалко было бы. Скоро, скоро, дождетесь, кровью крыши красить будем, — перешла на хрип баба, показывая белесо-грязные зубы в коронках из нержавеющей стали.
— А ну, закрой поддувало, — прикрикнул на нее охранник. — Закрой, пока я тебе его не заткнул.
— Заткнул один такой, — уже менее решительно огрызнулась баба, отступая к своим табуреткам. — Погоди немножко, и тебе будет. Мало не покажется!
Охранник шагнул к бабе, протянул руку, чтобы ухватить ее за плечо. Та взвизгнула и, матерясь, бегом скатилась вниз к своей калитке.
— Ты руки-то не распускай, — донеслось снизу. — Устроились тут на нашей спине, сволочи. Целый день вверх жопой торчишь на огороде, всю жизнь ломаешься за какую-то десятку, а они тут разъезжают, командуют. А я, может быть, тоже хочу. Почему мне нельзя? Партия, дай порулить! — громко крикнула напоследок баба.
— Я тебе порулю, Марья Пердилкина, — распалился охранник. — Жопой вверх торчишь! Вот и торчи дальше. Рулить хочешь! Как бы не так. Ты нарулишь!
— Сам ты Пердилкин, — обозлилась баба. — У меня имя есть. Воронова я. Всю жизнь
— Ты не отпирайся! Пердилкина ты, по морде твоей и ухватке вижу. Ничего не можешь, только воздух портишь. Всю жизнь у дороги рубли сшибала, ни хрена никому полезного не делала, с молодых ногтей где-нибудь в станционном буфете или на складе воровала... А теперь на тебе! Номенклатура, паек, заграница, я тоже хочу, а то из пулемета коммунистов... Жалко, что мне нельзя тебя из пулемета. У меня лучше бы, чем у тебя, получилось. А ну, иди сюда. А ну, вертайся, гадина!
— Это тебе не тридцать седьмой год, — крикнула баба, захлопывая дверь в хату. — Не смей сюда ходить. Кобеля спущу...
— Николай, оставь ее, нашел с кем связываться, — криво улыбнулся Тыковлев. — Не тронь говно, оно и вонять не будет.
— А я что, ее трогал? Она же первая полезла, — недовольно ответствовал охранник. — Садитесь, поехали дальше. Колесо сменили.
Машина вновь покатилась по шоссе с его бесконечными выбоинами и ухабами. Минут пять все неловко молчали.
— Неприятный случай, — нерешительно начал Тыковлев. — Как ты думаешь, она меня узнала или так вообще высказывалась?
— Скорее всего, не узнала, — нехотя ответил Николай.
— Неприятный случай, — повторил Тыковлев. — Она, ясно, хабалка, но что ей возразишь? Конечно, есть у нас привилегии, есть номенклатура. И на дачу мы с тобой на казенной машине ездим. Злоупотребляем служебным положением, значит. А она все это видит. Как, впрочем, и миллионы других, таких же, как она. И за границу ей хочется. И хорошей колбасы, и икорки... А не купишь. Магазин пустой. Да. Надо ускорять реформы, надо демократизироваться. Нет другого пути...
Глядя на затылок охранника, Тыковлев понял, что тот не согласен.
— Чего молчишь? Хоть баба и отвратная, но права она во многом...
— А в чем она права? — раздраженно обернулся к Тыковлеву Николай. — За границу ей хочется. Пойди, купи путевку, если деньги есть. Не так уж это сейчас и дорого стоит. Или она дипломатом хотела бы быть? Тоже ответ ясный: иди в ИМО или еще куда, учись. Авось выучишься, и пошлют тебя. Только, ей-Богу, всю жизнь такие, как она, от учебы отлынивают. На машине черной хочется тебе ездить? Ну, так работай. Добивайся. Может, получится, а может — и нет. Вас что, просто так, с бухты-барахты в эту машину посадили, товарищ Тыковлев? Или вы прежде, чем в такую машину сесть, и на фронте повоевали и вдосталь на разной рядовой работе погорбатились? Я вашу биографию читал. Нам ее знать положено. Думаю, что вы в секретари ЦК не зря попали. А она что? Может быть, на целину ездила? Может быть, БАМ строила? Держу пари, за километр любое общественное дело всю жизнь стороной обходила. Морковку на своих грядках дергала да из буфета все, что плохо лежит, домой перла. А теперь, ах-ах, это почему же мне спецпаек не дали? Ах-ах, это почему же я не номенклатура? Икрой меня не кормят и балыком не потчуют. Это же такая несправедливость! Я вас за это, товарищи коммунисты, из пулемета перестрелять готова. И вы, Александр Яковлевич, на это ничего возразить не можете? Или не хотите? Ну, сказали бы ей хоть, что икру нигде во всем мире в каждом доме ложками не едят. Осетров на всех не хватит. Да, у нас по банке дают номенклатуре, а на Западе по полбанки, наверное, покупают себе на праздники некоторые особо экстравагантные толстосумы. Все остальные потребляют ее вприглядку.