Журнал Наш Современник 2006 #11
Шрифт:
…По воспоминаниям бабки Лёли и моего деда, видевших тогда своего мужа и брата в последний раз, вышел он на тот лов как-то “несуразно и несурьёзно”. Что и зародило в них смутные подозрения. Вышел на вёслах, а в челноке находился латаный-перелатаный мотор — но никакой ёмкости с горючим Гавря с собой не взял. “Сказывал, что станет у Большого Талабского острова, а в челноке мерёжа лежала — стало быть, в протоки собирался заходить, а не на большую воду. Спросил я его про то — он только отмахнулся. Флягу вот литровую со шнапсом прихватил, а провиянту почти никакого. А уж снасти, удочки у него и вовсе никудышные на стланях валялись, — вспоминал дед. И
Неладное произошло, да и самое неладное. Через два дня на отмели в самом устье Великой нашли перевёрнутую, с пробитым явно снаружи дном, лодку Гаври. А неподалёку от неё — его уже раскисшую, кожаную, ещё с Гражданской войны оставшуюся куртку. А в ней, в потайном кармане, — завёрнутый в клеёнку, размокший “аусвайс” — пропуск на выход в озеро… Выходило, что Гавря, видимо, то ли в предвечерье, то ли рано поутру шёл при большой волне, да в сумраке и не заметил подводный валун. И не выбрался из воды, не доплыл до берега. Такое с нашими рыбаками глубокой осенью случалось и по сей день случается, хоть и не часто…
Гаврю отпели в завеличенском ближнем храме, хотя его тело так и не отыскалось. Ольга же с детьми покинула “старину”, дедовский дом мужа, оставила его на догляд моего деда и с разрешения немецких властей уехала к родне в дальнюю деревню на другом берегу озера… Вернулась же лишь через год после Победы, когда более или менее стало ясно, что советские “органы” не станут её терзать как жену человека, сотрудничавшего с оккупантами.
И ещё год бабка Лёля не знала, что овдовела-то она по-настоящему не тогда, когда нашли Гаврину разбитую лодку, а — двумя днями позже.
…Ибо никто не связывал гибель Гаври с гибелью того самого двухпалубного парохода “Зигфрид”. А она двумя днями позже и произошла.
“Зигфрид” вышел из Талабска, чтобы дойти через озеро до Усть-Нарвы и там остаться на приколе до весеннего паводка: ледовое “сало” уже вовсю плыло по воде.
На борту бывшего “Александра Невского” находилась немалая, численностью примерно с батальон, группа немецких диверсантов. У стен Ленинграда она должна была пройти дополнительную подготовку, после чего выполнить свою главную и единственную задачу — десантироваться в город и ликвидировать всех находившихся в Смольном. Что означало бы полное обезглавливание обороны Питера… Кроме того, “Зигфрид” вёз и боеприпасы, и всё прочее, необходимое для действий этой группы.
Из нашего города “Зигфрид” отчалил под покровом ночи, шёл на “самом малом” и во тьме успел пройти лишь первое, Малое Талабское озеро. Оно отделяется от Большого — русские издревле зовут его Чухонским — озера узким протоком, он и зовётся Узменем. (Именно на его вешнем льду князь Александр Ярославич некогда разбил войско псов-рыцарей.)
Расчёт немцев был, в общем-то, верен: на Малом Талабском можно было ждать неприятных неожиданностей от русских партизан, а по Чухонскому можно было идти уже без опаски, при дневном свете — оно насквозь контролировалось сверхверными рейху полицай-командами “эстляндцев”.
Но едва “Зигфрид” вошёл в Узмень, перед ним, а затем и справа, и слева от него раздалось несколько взрывов, — так сообщили командованию гитлеровцев двое чудом уцелевших “пассажиров”. Немцы открыли с корабля в рассветном сумраке беспорядочную стрельбу, палили во все четыре стороны, и корабль резко ускорил ход.
…А затем — по словам тех же выживших очевидцев — в борт “Зигфрида” врезалась, судя по всему, торпеда! Хотя расследовавшие то дело
От взрыва той торпеды сдетонировало всё, что могло взорваться внутри корабля. Он раскололся на несколько неравных частей и затонул почти мгновенно. (И немалых трудов стоило нашим водолазам летом 45-го года очистить дно Узменя от тех здоровенных обломков, когда вновь надобно стало открыть по озеру судоходство…)
…А через два года после Победы в дом к бабке Лёле, к Ольге Чудинцевой, вдове Гаври, пришли человек пять гостей. Один — из Москвы, один — из Ленинграда, другие — местные. Трое в военной форме, двое в гражданском… Одного местного она давно знала. То был Алексей, троюродный брат Гаври, житель Большого Талабского острова на озере, бригадирствовавший там ещё до войны и лет тридцать после неё. (На картине знаменитого ныне художника Петра Оссовского “Рыбаки Талабского озера” он изображён со стаканом денатурата в руке…)
Пришедшие поклонились Ольге и вручили ей орден Боевого Красного знамени — награду её покойного мужа за свершённый им подвиг. (А ещё, замечу, вручили ей “наградные”, полагавшиеся в те годы за ордена и медали. Ох, как пригодились вдове те рубли: время шло ещё полуголодное…)
“Он, Гавря-то, — рассказывал Алексей (тот рассказ я и сам от него не раз слышал), — загодя про тот рейс проведал. До часу его расписание знал. А главное дело, точно и то знал, что сам должен был на том “Зигфриде” идти — чтоб в машине ни малого хрипа не случилось. Так что понимал брательник: там, на пароходе, ему вряд ли выжить удастся. Знал, что мы минное поле в Узмене оборудуем! Вот и надумал… И в тот день, как его челнок нашли, он уже у нас на острове был, а следующим часом мы с ним на Узмень к нашим в плавни подались.
Попервоначалу-то Гавря не то что гибнуть, а и кидаться вплавь на “Зигфрида” того не думал. Его дело было одно — нас держать наготове, минута в минуту, как пароход появиться должон был. Чтоб никто из немцев не спасся… Да наши мины самодельные, заране поставленные, хреново сработали. Одне и вовсе не взорвались, а другие, видать, от водяного давления да от машинного шума сдетонировали. “Зигфрида” от их взрывов токо с боку на бок качнуло! А фрицы с него таку пальбу почали — аж вода вскипела. И видим — уходит… А — не должон уйти!
А мы и не знали, чего там у Гаври на тот крайний случай бывши надумано. А он — скок в ту моторку-маломерку, а там шашек динамитных немерено! Мы ему: “Куды?!”. А он: “Одну зажгу, другие сами сработают, успею соскочить, надо бечь туды, на него, покуда ещё он не ушёл!”. И завёл мотор, да и рванул прямым курсом на тот “Зигфрид”. Да, видать, не успел соскочить… А может, оглоушило его да волной накрыло от взрыва, не выплыл. Нас в плавнях и то с головами волной залило, когда та его лодчонка в борт стукнулась да взорвалась, а уж от неё и “Зигфрид”. Большущая волна поднялась! И все мы враз оглохли…”.