Журнал Наш Современник 2007 #6
Шрифт:
С родственниками и знакомыми опрокинули по чарке и сели в полупустую электричку, уходившую на юг. На прощание откозыряли поплывшему за стеклами городу и загромыхали по блеклому степному простору. Южнее, на станции Лиски, пересекались железные дороги с юга на север и с запада на восток, оттуда и лежал путь в Приднестровье. Несмотря на холодную погоду, настроение было отменное. Ехали, а душа пела, ее распирало от радости, что хоть что-то сделаем на этой земле.
В Лисках задержались дотемна. Посетили церковку, что на бугре, откуда открывался вид на меловые кряжи на противоположном
– Отсюда всегда исходила казачья мощь!
– обнялись, стоя между ферм моста, зависших над ледовым панцирем Тихого Дона.
После полуночи, забив половину плацкартного вагона поезда “Уфа-Одесса”, тронулись на запад. Я не мог заснуть, сидел у окна и следил за тем, как из темноты выплывали станции с близкими каждому воронежцу названиями: Копанище, Алексеевка, Бирюч, Валуйки. Кончался черноземный край, чувствовалось приближение Украины.
Состав разгонялся, свистя разреженными звуками, сбавлял ход на поворотах, кренясь на бок так, что казалось неминуемым крушение, а потом снова с морской качкой пускался по прямой. С короткой остановкой проехали Купянск. Где-то здесь в 1919-м казаки пытались остановить буденовцев - вспомнились, может, и не лучшие страницы из истории казачества. Но теперь такое не повторится…
Я не заметил, как задремал…
По искрящей равнине летит казачья сотня, а в центре её на гнедом коне скачу я - лихой есаул. Шапка с алым верхом сбита набекрень, чуб разметался по ветру. А по бокам от меня, поднимая столбом снег, на вороных несутся Лемской и Бураков. Сотня приближается к хутору, который огибает река. Казаки с шашками наголо влетают между дворов. Бросая винтовки, бегут, спотыкаясь, вояки в темных жилетах и меховых безрукавках. Некоторые добегают до реки, но тут же проваливаются в полынью. А из-за плетней выходят женщины с хлебом и солью. Они плачут от счастья и посылают проклятия вслед тонущим басурманам…
– Атаман! Хватит рубать!
– А? Что?
– я открыл глаза.
– Все в атаку зовешь. Не рано ли?
– с верхней полки стучал по моему плечу Бураков.
– Где мы?
– из моего сознания уплывал прерванный сон.
– Проехали Кременчуг…
– И Днепр?
– Днепр-Днеприще… Делит Украину на правобережную и левобережную…
– Есть такая межа. Не дай Бог, еще её двигать начнут, - встрял Лемской.
– Типун тебе на язык!
– сказал я.
– А что? Вот Молдавия треснула по Днестру.
– У тебя с историей слабовато. Молдавия и Украина не одно и то же. Приднестровье к Молдавии имеет слабое отношение. Оно не появилось с панталыку. С 20-х до 40-х годов существовала Приднестровская республика. И только потом ее прилепили к Молдавии.
– Умник ты наш!
– свесился сверху Бураков.
– А вот скажи, откуда пошел казак?
– Слушай, Ермак из поселка Воля, - я растянулся на полке.
– А почему Ермак?
– Потому что он тоже из беглых. Ты ведь бежишь в Приднестровье…
– Ну, бегу от нашей скотской жизни…
– Казачество складывалось из беглых. Предки
– Как это?
– А так! Эти беглые сначала обитали в поле, рыскали ватагами, как стая. А стая должна была себя защищать. Иначе бы другая такая же стая ее слопала. И беглые объединялись. Сама жизнь заставляла их собираться, объединяться в войско. Со своей градацией, иерархией. Именно оно и могло себя защитить. Так сформировалось Войско Донское со своим укладом, поселениями. Ну, хутора, станицы, округа… Чего тебе еще рассказывать?
– Вот бы нам возродиться!
– Не получится.
– Почему?
– Не позволят те, кто сильней…
– Власти, что ли?
– Казаки ведь - это вольница. Хотя казачье племя и пришло на службу царю, получило льготы в обмен на узаконение, но их жизнь была как бы вне общего закона.
– И мы сейчас вне закона?
– Что-то в этом духе…
– Как хорошо, когда на тебе нет ничьих пут и ты знаешь, что тебя не схватит и не потащит к себе участковый…
– Вспомнил! Из тебя бы точно получился Ермак Тимофеевич!
– А что! Покорил бы не одну Сибирь…
Бураков расчувствовался и полез на третью полку за вещевым мешком. Стукнула по столу бутылка водки. В купе набились казачки из нашего полка.
Мы отметили проезд по Украине гулким пением:
Пусть свищут пули, льётся кровь,
Пусть смерть несут гранаты,
Мы смело двинемся вперёд,
Мы гордые казаки!
Дважды прибегал проводник:
– Хлопцы, ну що вы тута затияли…
– Не переживай, батько! Скоро узнаешь…
Когда в восемь утра состав заскрежетал на одесском вокзале, мы перебрались в дизельную “вертушку”, ходившую до Тирасполя и обратно.
Надо было собраться с мыслями: что нам делать дальше? Какие предпринять шаги. Ведь мы попадали на незнакомую территорию, грозившую в любой момент вспыхнуть огнём.
“Уж не пришлось бы пробиваться к своим с боем прямо с вокзала?” - волновался я.
Горящее Приднестровье
В Тирасполь мы прибыли 23 февраля. Падал мелкий снежок, цепляя ресницы и тая на губах. Зимняя тишь не предполагала чего-то неожиданного. Конечно, нам хотелось торжественного приема, звуков оркестра, но нас никто не встретил. И зловеще чувствовалась пороховая обстановка. Но зато нам никто и не мешал. Мы свободно добрались до здания городского совета на площади. Зашли в специальный комитет.
В нем оказались одни женщины. Мужчины как бы устранились от дел, а всем руководили представительницы слабого пола. Может, жены офицеров 14-й российской армии, которая дислоцировалась в Приднестровье. Они приехали в эти края с мужьями, укоренились, вырастили детей и вдруг по чьей-то воле сделались неугодными. Они-то и стали грудью на защиту своего очага.
Мы предъявили документы:
– Казаки Войска Донского…
Нас оглядели.
– Разрешите обратиться, - спросил Бураков.
– А не вы ли будете теми дамочками, что в августе прошлого года сели на рельсы и перекрыли железную дорогу на Кишинев?