Журнал Наш Современник №3 (2004)
Шрифт:
— Господь с тобой, я так не умею! Это Павел Васильев. Великий поэт, между прочим. Поэтический преемник Сергея Есенина. Вот ещё, послушай, его же:
Я тебя не позабуду скоро,
Ты меня забудешь, может быть,
Выйди в море – самая погода
Золотую рыбицу ловить.
Так что, хохол, выходим в море – ловить золотую рыбицу. И помни, о чем мы с тобой договорились. Заводи мотор!
Я завёл катер, поехали. Погода преотвратная: холодный ветер, дождь. Нас уже ждали. Встали на рейд – вижу, что фарватер в бухту нам перекрыли. Всё, мы в ловушке. К нам на борт запрыгнули
— А разговаривать-то можно? Все-таки как-никак на переговоры приехали.
Бородачи совсем молодые, морды фанатичные, в глазах, кроме свирепости, ничего не читается. По всему видно, что их хорошо проинструктировали, и как только будет отмашка – не задумываясь, резанут из всех четырёх стволов.
— Ну, коль разговаривать можно, то, пока вашего начальства нет, я вам анекдот расскажу – как раз к случаю, про наши с вами суровые будни. — И давай им травить анекдоты.
Я был в таком напряжении, что уж не припомню, о чём они были, но ситуацию он разрядил. “Переговорщики” появились, когда мы окончательно замёрзли. В результате выборочно осмотрели несколько кораблей, обшарили трюмы, все корабельные закоулки – оружия нет, есть только трясущиеся от страха старики, женщины и дети. Помнится, одна родила прямо в море… Закончились переговоры миром – нас отпустили, убрав судно с фарватера: “Ступайте домой!”
Четыре часа мы просидели с ним под прицелом, у меня рука уже занемела от напряжения – та, к которой верёвочка была привязана. Вернулись в порт, вышли из катера, пересели в “Волгу”. Доехали до его дома, вылезли из машины. Уже светать начинает.
— Ладно, — говорю, — Герман Алексеевич, я пошел. – А жили мы с ним ровно в 230 метрах друг от друга, я шагами промерял.
— Нет, машина тебя довезет! – голосом непривычным. Смотрю – у него по щекам слёзы текут.
— Что с вами, Герман Алексеевич?!
Он прижал меня к себе, постояли так немного.
— Ничего, ничего, порядок. Я тебя сохранил, значит — порядок…
У меня самого до сих пор слёзы на глазах наворачиваются, когда вспоминаю этот эпизод!.. О себе не думал. Хотя я тогда еще был холостым, а у него жена и двое парнишек.
Александр Угрюмов, сын:
Я помню, когда он после той ночи появился дома, мы кинулись к нему, чтобы обнять. Он с шутками нас тихонько отстранил: мол, потом наобнимаемся, а пока вы меня “разминируйте”. Мы помогали снять куртку, отмотать скотч – и далее по его команде проделали всё, чтоб снять гранату. Он при этом всё время балагурил: дескать, моё “хозяйство” мне ещё пригодится, зачем его азербайджанцам дарить. Граната была в укромном месте, куда при обыске обычно не заглядывают…
Капитан 1-го ранга Я. Я.:
Казалось бы, в той обстановке особистам в городе появляться было противопоказано. Так оно и есть. Но тем не менее работали. Да как красиво! На улицах Баку – стихия полного разгула, шляются вооруженные боевики, жгут костры митингующие толпы. А одному нашему сотруднику, Гр-ову Валентину Несторовичу, надо идти на встречу с источником. Что он делает? Надевает офицерскую форму и спокойно идёт на явочную квартиру. Перед домом, куда ему надо зайти, человек 25 вооружённых боевиков. Он так достойно вёл
Мы, оперативники, работали в основном ночью. У меня были встречи в городе в 12 ночи, в час, в два… Бывали такие ситуации, что или наш патруль может тебя пристрелить, или бородачи из НФА прирежут. Герман Алексеевич как руководитель Особого отдела мог не ходить на многие операции, а всё-таки ходил. Если можно было не посылать сотрудника – ехал сам. Рисковал сильно! Это был Опер с большой буквы. Профессионал высшего класса, которых – по пальцам!..
Капитан 1-го ранга Иван Андреевич Ч-в:
Когда народ в Баку взбаламутился и решил брать приступом здание ЦК, Герман Алексеевич лично поставил мне задачу: не допустить, чтобы толпа прорвалась в здание, и обеспечить охрану второго секретаря ЦК Компартии Азербайджана Виктора Поляничко. Выделил мне не сотню, а 250 курсантов училища и 13 офицеров. Я, капитан-лейтенант, назначен старшим этого отряда. Мы сумели просочиться в здание ЦК и заблокировать его. Перед зданием на площади сооружена виселица, на ней собирались вешать членов ЦК. Толпа на площади росла на глазах: 20 тысяч, 30 тысяч, 40 тысяч… Ко мне каперанги подходили с вопросом: что делать? Потому что знали: за мной, молодым особистом, стоит Герман Алексеевич. А его имя на Каспии очень много значило, а в училище – и говорить не надо!..
Мы зафиксировали в толпе людей с оружием, следили за ними, чтобы не было от них провокаций. Но ситуация уже патовая: толпу ораторы и подстрекатели довели до белого каления: одна искра – и она повалит на нас. Присутствие военных, увещевания перестают иметь значение. Я из кабинета Поляничко звоню в Особый отдел:
— Герман Алексеевич, ситуация выходит из-под контроля. Ваши рекомендации?
— Ваня, срочно подключай Поляничко и используйте женский фактор. Выставляйте перед зданием цепь женщин, проинструктируйте самых красноречивых. На Востоке к женщинам прислушиваются.
Мы срочно собрали всех сотрудниц аппарата ЦК, всех работниц – большинство азербайджанки, но были и русские, — и они вышли цепью, взявшись за руки, и хором прокричали: “Нет!”. Мы уже передёрнули затворы, отсчитали патроны (один для себя), но тут толпа немного поутихла, стало возможным вести хоть какой-то диалог.
Тем временем ребята из группы “А”, переодев Поляничко в рабочую спецовку, вывели его подземными коммуникациями из здания ЦК, а я получил по телефону сообщение:
— Иван, держитесь, к вам идет подкрепление!
Морем доставили на катерах курсантов училища, они высадились на побережье, но к зданию ЦК пройти так и не смогли: толпа на площади была словно сцементированная. И перед тем как бородачи из НФА обрезали нам телефонный кабель, я услышал в трубке:
— Ваня, подкрепления не будет, но ты запомни: я тебя с ребятами не брошу!.. – И обрыв связи.
До сих пор эти слова звучат во мне колоколом…
И после того как мы встретились, я сказал ему:
— Герман Алексеевич, дальше я с вами готов идти и ехать хоть куда, в любом качестве, на любую должность.