Журнал Наш Современник №4 (2001)
Шрифт:
Обратимся к сцене, где описывается прямое руководство подполковником Георгидзе армией повстанцев.
“— Ослабление активности противника на фронте Первой дивизии и настойчивые попытки его перейти в наступление на линии Мигулинская — Мешковская заставляют нас насторожиться. Я полагаю... — подполковник поперхнулся на слове “товарищи” и, уже зло жестикулируя женски белой прозрачной рукой, повысил голос...” (3 — 4, 168).
Как видите, этот белоручка-подполковник разговаривает с повстанцами как полный хозяин положения и при этом выговаривает им за допущенные верхнедонцами прошлые ошибки, когда два месяца назад они открыли фронт красным:
“—
“Говорит, а про себя смеется, гадюка!” — вслушиваясь в интонацию, подумал Григорий. И снова, как в начале, при встрече с этим неожиданно появившимся в Вешенской офицером, Григорий почувствовал какую-то тревогу и беспричинное озлобление” (3—4, 169).
Мелехов с пристрастием допрашивает Кудинова:
“...Офицер этот, из черкесов, он что у тебя делает?”
“— Георгидзе-то? начальником оперативного управления. Башковитый, дьявол! Это он планы разрабатывает. По стратегии нас всех засекает” (3—4, 170). И позднее, “в седле уже, медленно разбирая поводья, все еще пытался он отдать себе отчет в том неприятном чувстве неприязни и настороженности, которое испытал к обнаруженному в штабе подполковнику, и вдруг, ужаснувшись, подумал: “А что, если кадеты нарочно наоставляли у них этих знающих офицеров, чтобы поднять нас в тылу у красных, чтобы они по-своему, по-ученому руководили вами?” — и сознание с злорадной услужливостью подсунуло догадки и доводы” (3 — 4, 170).
Как видите, фигура подполковника Георгидзе имела принципиальное значение для Шолохова, — прежде всего, для обрисовки характера Павла Кудинова и его взаимоотношений с Григорием Мелеховым.
Но не только. Эта фигура важна для прояснения принципиального взгляда Григория Мелехова — и Шолохова — на Верхнедонское восстание как движение народное, противостоящее в равной мере и красным и белым, “комиссарам” типа Малкина и золотопогонникам типа Георгидзе. Народный характер, который сразу же приняло Вешенское восстание, понимают и его организаторы, и их доверенный человек — руководитель объединенными силами повстанцев Кудинов, — не случайно подполковника Георгидзе прячут от казаков в обозе Черновского полка, как неслучайна и смерть “товарища Георгидзе”: “...Шалая пуля его чмокнула в песик. И не копнулся вроде... Казаки, сволочи, должно быть, убили...” (3 — 4, 255). “Песик” на верхнедонском диалекте означает “висок”. Нужна была высокая точность выстрела и большой заряд ненависти, чтобы уложить сидевшего “на дышлине брички” в “двух верстах от линии огня” “товарища Георгидзе” выстрелом в висок.
“Убили товарища Георгидзе” (3 — 4, 253), — горюет командующий Кудинов и даже пытается произвести разыскания среди казаков, которые отказываются, “а по глазам ихним б... вижу — они ухандокали” (3 — 4, 255).
“— Ну, какой он нам с тобой товарищ, — отвечает Кудинову Григорий Мелехов... — Пока дубленый полушубок носил, до тех пор товарищем был. А — не приведи Господи — соединилися бы мы с кадетами да он в живых бы остался, так на другой же день усы бы намазал помадой, выхолился бы и не руку тете подал, а вот этак мизинчиком...” (3 — 4, 255).
Это свое барское нутро “товарищ Георгидзе” проявил уже в той сцене, где он был введен автором в действие и представлен Григорию Мелехову, — во время переговоров Кудинова с гонцом Алексеевской станицы, огромным казачиной в лисьем малахае.
Разговор этот закончился скандалом и резким ответом станичника-гонца: “И до каких же пор на
“Гордость в народе выпрямилась” (3 — 4, 166), — подвел итог этой сцене в романе Кудинов.
“— Хамство в нем проснулось и полезло наружу, а не гордость. Хамство получило права законности” (3 — 4, 167), — сказал подполковник Георгидзе в ответ на слова Кудинова.
Для подполковника Георгидзе казаки, трудовой и “служивский” народ, — хамы, звероподобные, дикие люди. Отсюда их ненависть к “золотопогонникам”, ничуть не меньшая, чем ненависть к “комиссарам”.
Отвечая этим настроениям фронтовиков, чтобы привлечь “служивские” массы казачества на свою сторону, организаторы восстания и пошли первоначально даже на то, чтобы сохранить некоторые аксессуары советской власти: сохранение Советов, но “без коммунистов”, отказ от погон, обращение “товарищ” и т. д...
Эти внешние приметы советской власти, сохранявшиеся на Северном Дону в дни восстания, не выдумка Шолохова, а достоверный, подтвержденный факт. Как не выдумка Шолохова и печальная судьба армии повстанцев после ее воссоединения с белой армией, — все ее части были расформированы, командиры дивизий и полков понижены до уровня сотников и хорунжих, командующий армией повстанцев Кудинов, переболев тифом, оказался задвинутым на задворки и назначен “дежурным офицером” при штабе Донской армии в Миллерове, а две недели спустя был “откомандирован в офицерский резерв в г. Новочеркасске”.
Не лучше сложилась судьба и у командира 1-й повстанческой дивизии Харлампия Ермакова, получившего после расформирования его дивизии должность “офицера для поручений при группе генерала Сальникова”, а позже — “помощника командира 20 Донского полка по хозяйственной части”.
“Кадеты” и после воссоединения армий не простили верхнедонцам декабря 1918 года, открытия ими фронта перед красными. Глубокой горечью проникнуты слова Павла Кудинова в очерке “Восстание верхнедонцев в 1919 году” о результатах объединения повстанческих сил с белыми: “...Как только соединились с Донской и Добровольческой армиями, опять начались всяческие виды законных и незаконных грабежей, опять завизжали свиньи, замычал скот, заржали последние казачьи лошадки, и все — к столу или для передвижения всевозможных тыловых паразитов...
Безответственные и безумные ватаги белых тыловых грабителей, контрразведчиков и карателей ежедневно старались вытравить из казачьих сердец чувства симпатии и солидарности к белой армии и этим увеличивали число красных. Естественно, что видя произвол и обиду на одной стороне, человек невольно ищет правду на другой, хотя и там ее не могло быть”.
Эти строки написаны Павлом Кудиновым в 1929 году, не в советской тюрьме, а на воле, им можно доверять полностью. Они объясняют метания и “блукания” Григория Мелехова, равно как и Харлампия Ермакова, стремившегося притулиться то к красным, то к белым. Они объясняют и характер разговора между генералом Фицхелауровым и командиром 1-й повстанческой дивизии Григорием Мелеховым после воссоединения Донской и повстанческой армий, когда в ответ на беспардонные оскорбления белого генерала комдив повстанческой дивизии готов был “зарубить его на месте”. Сцена, объективно вытекающая из всей тягостной атмосферы объединения Донской армии с повстанцами.