Журнал Наш Современник №5 (2001)
Шрифт:
Все сказанное свидетельствует о вероятности угрожающе-беспомощного дрейфования огромной людской массы по воле "ветра времени".
Однако каким бы деформациям ни подверглось "тело" народа, каким бы сильным ни было помрачение его самосознания, народ еще жив. Есть еще костяк общества, пусть и малая в количественном отношении часть всего населения, но наделенная природной пассионарностью, жаждой деятельности и деятельного добра. Ф. М. Достоевский в 1876 году в своем "Дневнике..." отметил: "...Народ наш не материалист настолько, чтобы думать об одних только насущных выгодах и положительном интересе. Он будет рад духовно, если предстанет великая цель, и примет ее как хлеб духовный".
До тех пор, пока в затхлом болоте социальной реальности находит
Возрожденческое движение в Белоруссии началось под воздействием внешних факторов ("перестройка"). Внутренний, психогенетический фактор здесь ни при чем. Однако самое главное и... трагическое в том, что изначально движение утратило свою именно возрожденческую сущность.
Возрождение, то есть расцвет национального, - процесс глубинный, объективный и постепенный. В СССР изначально возрожденческая идея обосновывалась политически (но никак не нравственно!) - необходимостью избавления от Центра. Следовательно, эта идея спекулировалась национал-радикальными (сепаратистскими) силами, умело игравшими и на старых, извечных, и новых проблемах и трудностях, имевшихся в каждом регионе огромной державы.
Возрождение по самой своей сути не может исходить из конфронтации и разрушения, на что были нацелены создававшиеся "народные фронты". Белорусский Народный фронт - не исключение. Его нетерпимость к диалогу, конструктивному сотрудничеству вообще с кем бы то ни было, кто не разделяет национал-сепаратистских взглядов, была очевидна с самого начала.
Однако БНФ был и остается самым слабым из всех аналогичных "фронтов" в других регионах бывшего СССР, поскольку его идеи в значительной степени "впитывались" в песок. "Посеять" их на благодатную почву трудно: история не оставила на белорусской земле явных, очевидных предпосылок для конфликтов, например между белорусами и русскими, белорусами и украинцами и т. п. Легко "сыграть" на наболевшем, на дремлющей конфронтации у нас невозможно, как, скажем, на Северном Кавказе.
Националисты не получили массовой поддержки в Белоруссии именно потому, что собственно этнический компонент самосознания народа в восточно-славянско-русских пределах никогда не был особенно значимым, а тем более ведущим.
Общерусская культура, как и русский характер (культура - производное от характера народа), "всечеловечны" (Ф. М. Достоевский). Собственно русский этнос в течение многих веков был межэтнической культурной и духовной "скрепой" на государственном пространстве Руси - России - СССР. Именно поэтому даже этническое наименование русские понималось представителями иных стран (в частности, в Европе) не столько в узко этническом плане, сколько в смысле суперэтническом (русскими до последнего времени называли, например, туристов или спортсменов из СССР, не принимая во внимание их реальную, порой весьма пеструю этническую принадлежность). В восточнославянско-русских пределах искони сочетались, переплетались, взаимодействовали многообразные этносы и языки. Усилиями разных народов здесь создавалось государственное достояние... В границах суперэтноса, включавшего разнообразные народы, постоянно происходил энергетический обмен, что обусловливало устойчивость всей системы, понимавшуюся на бытовом уровне как "непобедимость русских".
Каждый народ, достигнув определенной степени развития, стремится к выходу на мировую арену. Истории известны панэллинизм, пангаллизм, пангерманизм. В конце ХХ века с уверенностью можно говорить и о панамериканизме. Развиваются также идеи пантюркизма, панисламизма. Поэтому ничего необычного, тем более одиозного, нет и в понятии панрусизм как вариации панславизма. Россия действительно была озабочена судьбой славянских народов, однако повторяем, что само явление панрусизма как разновидности панславизма не получило сколько-нибудь заметного имперского проявления в силу опять-таки незначимости собственно этнического
...Как ни горько это констатировать, но титульный этнос земли Русской (русские), всегда представлявший собой преемственно живущее целое, связанное духом, миросозерцанием, общими представлениями о добре и зле, объединенное чувством общей судьбы и готовое бороться за свое место под солнцем, за свою страну, постепенно превращается в аморфную совокупность граждан под искусственным именем "россияне". Это есть не что иное, как материя без духа.
Для русского человека, восточного славянина, этническая самоидентификация неразрывно переплетена с православным мировоззрением. Религиозный показатель самосознания нашего народа, однако, никогда не актуализировался настолько, чтобы подвигнуть массы людей на фанатичное служение вере, на крестовый поход против неверных. Иногда в этом усматривают слабость православного христианства, которое якобы уходит от живой практики подлинно национальной религии к сугубо канонической схоластике.
Однако давайте не забывать, что народы разделяет и противопоставляет друг другу не вера, ибо вера в Бога, в высшие силы у всех людей - это признание наличия суперразума, суперсилы во Вселенной. Разные этносы, объединенные в самобытные культурно-исторические типы (цивилизации), дают разные "кодовые названия" этой общей над всеми "суперсиле", организуют вокруг этих "кодовых названий" сугубо земные структуры и подчиняют их своим этническим страстям и амбициям.
Например, панисламизм сегодня - это одно из проявлений идеологии национальной исключительности. Но сам ислам как вера здесь ни при чем. Ведь слово ислам в переводе означает "мир, религия мира и спокойствия". Даже слово джихад - это изначально "усилия на пути к Богу", "знания вероустава, заветов и запретов". Издавать неистовые крики "Смерть неверным!" и понимать джихад исключительно как священную войну, в частности против России, заставляют вполне земные силы, движимые идеей подавления, которая проистекает не только из врожденного ощущения этнической и суперэтнической исключительности, но и из земных потребностей (сферы влияния, экономические интересы, наркобизнес и проч.).
Восточнославянско-русскому этническому самосознанию, как уже говорилось, этноцентризм чужд. Здесь вполне уместны слова Ф. М. Достоевского: "Наше назначение быть другом народов... Все души народов совокупить в себе". Об этом же и слова митрополита Илариона, просветителя ХI века, сказанные им в "Слове о Законе и Благодати": "...Самоутверждение иудейское скупо от зависти, ибо не простиралось оно на другие народы, оно стало лишь для иудеев, а христиан спасение благо и щедро простирается на все края земные" (митрополит имел в виду, прежде всего, особенности русской православной души). Вот отсюда и проистекает кажущаяся сугубо каноническая схоластика православия. Идея толерантности, терпимости пронизывающая восточнославянско-русское религиозное и этническое сознание, аккумулируется в иной идее - идее соборности, государственности, мыслимой как Отечество для всех народов. В XIV и XVII веках Русь из смуты и упадка вывела как раз Православная Церковь, структуры которой (в частности, монастыри) в наименьшей степени подверглись всеобщему развалу и разложению, нравственному оскудению. В монастырях, где "космические влияния" не глушились внешней силой, пассионарность копилась и проявлялась в подвижниках-монахах, которые и стали направлять свой естественно-биологический потенциал на духовную стезю во имя блага Отечества.