Журнал Наш Современник №5 (2004)

Журнал Наш Современник

Сам рейхстаг в те дни еще дымился, кое-где пробивались языки пламени. Его темно-серые колонны и стены быстро превращались в гранитные страницы народной летописи частей и соединений нашей армии. По некоторым надписям и автографам, сделанным бойцами и командирами, можно было узнать о боевом пути полков и дивизий. Я, конечно, тут же вытащил свой “Берлинский блокнот” и в ответ на вопросы стал перечитывать некоторые надписи: “Мы — с Волги!” — крупно, углем начертил кто-то и тут же рядом, как бы в ответ: “А мы — из Москвы!”. Боец Каратаев добавил: “Не Фриц пришел в Москву, а Иван взял Берлин!”. “Ржев—Рига—Варшава”. “Мы пришли из Киева”. “Мы шли сюда 4 года”... Люди

ставили свои автографы на колоннах, на стенах, лестницах, уцелевших дверях. Все надписи перечитать невозможно, от них рябило в глазах... И всюду красные флаги, флажки и знамена полков-победителей. Они заполнили чуть ли не все улицы повер­женного Берлина.

Мои новые товарищи — автоматчики и танкисты, — несмотря на оживлен­ность, выглядели уставшими и озабоченными. С 24 апреля они постоянно находились в боях и были вправе рассчитывать на отдых. А тут поступила новая задача, не менее сложная и не менее опасная, чем бои за Берлин. Она была связана с преодолением труднодоступных для танков Судетских и Рудных гор. К тому же сначала необходимо было овладеть стоящим на пути Дрез­деном, а затем нанести мощный удар во фланг группе немецких армий “Центр”.

В ночь нашего выступления разразился сильнейший дождь. Не было спасения ни в брезентовых палатках, ни в плащ-накидках, которые имелись далеко не у всех. Автомашины то и дело юзом сползали с грунтовых дорог в кюветы и не могли самостоятельно из них выбраться: то тут, то там образо­вывались пробки. Безнадежно застряли тыловые службы: бензоцистерны, а также транспорт с разными боеприпасами, походно-полевыми кухнями, повозки с продовольствием и всем необходимым для личного состава.

Но, несмотря ни на что, танкисты уже на следующий день перерезали авто­страду Дрезден—Хемниц вблизи германо-чехословацкой границы. У одного из перевалов через Рудные горы генерал Рыбалко по радиостанции разрешил сделать небольшую остановку, чтобы осмотреть и привести в порядок технику, заправить машины горючим, накормить людей горячей пищей.

О чем говорят перед боем?

...Танк, на котором мне довелось вместе с десантниками совершать марш-бросок, был уже у подножья высоких черных гор, и вдруг — остановка. В чем дело? Спрыгнул на землю. То же сделали и десантники. От командира узнаю, что решено на танках перевернуть часть гусеничных траков обратной стороной и тем самым усилить сцепление боевых машин с грунтом. Эта, казалось бы, нехитрая русская сметка помогла механикам-водителям тяжелых ИС и KB более уверенно совершать движение на наиболее опасных горных участках, успешнее одолевать крутые подъемы на самые высокие перевалы гор и спуски с них. Но в тот момент напряжение не покидало ни механиков-водителей, ни тех, кто вроде меня сидел на броне: вдруг не выдержат тормоза и танк полетит в пропасть или перевернется. Сидевший рядом пожилой десантник вдруг обратился ко мне:

— Вот думал я, возьмем Берлин, и войне конец. Ан нет. Война продол­жается. Гибнут люди, а они, гитлерюги, еще сопротивляются в Праге. Конечно, мы уничтожим их, но обидно погибать уже после капитуляции врага в его собственном логове, правда ведь?

— Конечно, обидно, — подтверждаю. — Но чехи и словаки — наши братья по общей борьбе, и мы должны помочь им, чего бы нам это ни стоило. Кто же еще им поможет? Не отдавать же их американцам или генералу-предателю Власову, который, говорят, тоже идет освобождать Прагу... Неизвестно лишь, от кого и для кого он будет их освобождать? В этом вся суть вопроса. Поэтому нам надо спешить.

— Так-то оно так, — продолжал десантник, — но слишком

много жертв это потребует от нас. Что мы ответим тем, кто спросит: почему уже после войны погибли их близкие и родные? Почему?

— Народы скажут нам спасибо, по достоинству оценят подвиг нашей армии, будут помнить долго о наших жертвах... Ну а если забудут — Бог им судья. Кровь людская — не водица...

Наступила тягостная пауза. Не все десантники, видать, поверили в то, что освобожденные нами европейские страны будут долго помнить и благодарить нас за избавление от фашизма. Чтобы снять напряжение, в разговор вступил учитель литературы из Сталинграда (он потом еще не раз будет помогать мне вести нелегкие беседы с бойцами).

— Я тут, пока на броне трясемся, сочинил стихи. Хотите послушать?

— Конечно, с удовольствием, — сразу отозвался мой сосед, чтобы разо­гнать грустные мысли. — Может, о любви или что-нибудь веселенькое?

— Нет, опять о войне: о любви напишем после того, как произведем послед­ний выстрел.

Вхожу в Берлин

Не для захвата.

И жить не собираюсь в нем.

Уже близка Победы дата,

Уже рейхстаг объят огнем.

Быть может,

Я на камень черный

Паду

И вновь не поднимусь.

А может быть,

В парадной форме

На Волгу мирную вернусь...

Любителей поэзии среди десантников оказалось немало. Кто-то с собственными вариациями стал читать строки из “Василия Теркина”: “Нет, ребята, я не гордый, не заглядывая вдаль, так скажу: зачем мне орден, я согласен на медаль... На медаль — и то не к спеху, вот закончится война, вот в деревню я приеду, вот тогда медаль — нужна...”.

Другой вспомнил “Жди меня” Симонова, третий “Землянку” Суркова, и пошло-поехало. Сердца начинали оттаивать. Больше всего люди говорили о будущей мирной жизни: о том, кто куда поедет, чем станет заниматься, какую профессию облюбует и т. п. Чувствовалось, что десантники устали от долгой кровавой войны.

— Скорее бы вернуться в родные края и начать жизнь для себя, для семьи, для страны всей, — заключил сталинградский учитель, и все его дружно под­дер­жали.

Кто-то даже тихонько, грустно запел:

Эх, как бы дожить бы

До свадьбы-женитьбы

И обнять любимую свою...

...Слушая бередящие душу разговоры, я про себя подумал: сколько же труда, солдатского пота, горечи и обид пронесли эти люди в своих сердцах за четыре года войны. Сначала они, как и я сам, под натиском превосходящих сил гитлеровских орд с тяжелыми боями отступали от наших западных границ на восток, мужественно защищали Москву, Ленинград, Воронеж, Сталинград и другие города. Потом, собравшись с силами, перешли в наступление и упорно пробивались на запад по разоренной, испепеленной, сырой от слез и крови родной земле. Путь этот отмечен миллионами могил. И теперь вот уже год, как эти вдоволь настрадавшиеся и навоевавшиеся бойцы так же мужественно и решительно освобождают от врага землю Европы. И, может быть, снова тысячами могил будет отмечен их путь.

И горы покорились

Во время очередной остановки я подошел к комбригу, который по рации принимал донесение от командира танкового батальона, действовавшего в головном отряде уже на чехословацкой территории. Тот доносил:

— Дальше продвигаться не можем. Сплошные ущелья и отроги. На узких лесных дорогах немцы устроили завалы из толстых бревен, закрученных колючей проволокой, а между ними напичкали противопехотные и противо­танковые мины. Пришлите саперов...