Журнал Наш Современник №6 (2002)
Шрифт:
До сих пор свежо, как будто это было только вчера, хранятся в памяти его зарисовки из жизни актеров старого, дореволюционного театра: “Сосед, спойте “Чайку”; “Ба-а-а! Да вы без трусов!”; “Волшебный корень из Африки”; “Говорящий попугай”. Высокая фривольность ушедшего в небытие русского Серебряного века слышится в них. Куда все это делось?!
Здесь, в Михайловском, в гостях у Семена Гейченко, мы услышали от него еще одну, может быть, самую интересную новеллу.
— Я вчера, как мне кажется, отыскал ключ к разгадке одной давнишней
Он сделал паузу.
— Нуте-с, нуте-с, — нетерпеливо подтолкнул его Монюков, — что же дальше?
История о куриных яйцах.
Пролог
Было это в начале века, в промежутке между двумя войнами: японской и германской, или, как теперь говорят, империалистической.
Был я тогда молод, холост... И в то лето, как случилась эта история, пригласил меня приятель по университету погостить у него в подмосковной деревне. Имение было небольшое, места дивные, погода стояла жаркая, сухая. Чего еще нужно двум отдыхающим бездельникам?
И вот валяемся как-то в полдень на лугу, давим лень боками. Кузнечики сипят в траве, ястреб посвистывает в вышине, плавает кругами, цветы пахнут до одурения. Тишина, жара, скука. И вдруг мой приятель настораживается, что называется, делает стойку: по луговой тропке идет деревенская девчушка лет тринадцати-четырнадцати. Босая, в платочке, с плетеной кошелкой на согнутой руке.
— Дашутка, чего несешь? — встрепенувшись, спрашивает приятель.
— Яйца, барин, — отвечает луговая нимфа. Голосок свежий, приветливый.
— И куда несешь? — игривым тоном допытывается он.
— К вам в имение.
— Гм... значит, к нам. Свежие?
— Только что из-под куриц. Учерошние и нонешние.
— Ну неси, неси, — любуясь ею, говорит приятель, но тут же спохватывается: — Постой! Отложи-ка мне десяток. Самых свежих. “Нонешних”. Которые прямо из-под куриц.
Загадочно улыбаясь, он сложил яйца в свою студенческую фуражку.
— Вась, хочешь пари на интерес? — обращается он ко мне.
— Условия?
— Вот тебе десять яиц. Хотя бы одним ты должен попасть вон в те ворота с десяти шагов. Попадешь — пари твое.
Ворота были шириной шага в три, вышиной и того больше.
— Тут и начинать не стоит, — говорю, — в эти ворота с десяти шагов только безрукий не попадет. Не стану я тебя разорять.
— Об этом не беспокойся. Ну так что? Принимаешь пари? “Да” или “нет”, как в Евангелии?
— Ладно, — соглашаюсь, — восточная мудрость гласит: если человек устремился к пропасти — кто же его остановит?
— Вот и отлично!
Отмерили десять просторных шагов. Вместо барьера — фуражка с яйцами.
— Постой, — говорит приятель, — чтобы тебе было легче целиться, я сам встану в
И встал. Ухмыляется, руку поднял:
— Начинай. Целься хорошенько.
“Ну, погоди”, — думаю. Взял яйцо, замахнулся и изо всей силы, как мячик в игре в лапту, пускаю его приятелю прямо в лоб! Оно шло точно в цель! Я это видел, ощущал. Нo!.. Не долетев до ворот каких-то пару шагов, оно вдруг на полной скорости виляет в сторонку! Точно живое, делает эдакую скидку вбок. Что за притча? А приятель стоит в воротах и хохочет:
— Не робей, Вася! Целься вернее!
Ну, короче, ни одно из десяти яиц не попало не то чтобы в приятеля, в ворота не влетело. Точно неведомая сила отбрасывала их в стороны.
— Заговариваешь ты их, что ли? — спрашиваю приятеля.
А тот даже задыхается от смеха.
— Физику надо лучше знать, Вася. Закон центра тяжести.
И пояснил, что яичный желток, как нечто целое, свободно плавает в жидкой массе белка. Во время броска он смещается, меняя центр тяжести, и от этого траектория яйца становится неуправляемой. Яйцо как бы начинает танцевать в полете и летит, естественно, черт знает куда. Короче, пари я продул начисто!
— Не унывай, — говорит приятель, — теперь ты этот фокус, при случае, с кем угодно можешь повторить. Финт беспроигрышный!
Вот так началась эта история с куриными яйцами. Если бы я мог тогда знать, где и при каких обстоятельствах я стану свидетелем ее продолжения!
Василий Осипович сделал паузу. Он был опытным рассказчиком. Мы тоже были опытными слушателями и не мешали ему собраться с мыслями.
— Прошло несколько лет, — продолжил Топорков свое повествование, — и жизнь, как говорят киношники, производит смену кадра.
Девятьсот четырнадцатый год. Война с Германией.
История о куриных яйцах.
Продолжение
Война с Германией вызвала поначалу небывалый подъем патриотических чувств в российском обществе. И особенно в среде русской разночинной интеллигенции. Благородная миссия защиты южных славян от посягательства давнишнего противника нашла горячий отклик в каждой русской душе. Сбор пожертвований в пользу армии; полевые госпитали и санитарные поезда, где сестрами милосердия служили женщины самых громких дворянских фамилий, вплоть до великих княжон!
Каждый студент и гимназист старших классов мечтал попасть добровольцем на фронт — и многим это удавалось. В их числе был и молодой актер драматического театра Василий Топорков.
Службу он начал вольноопределяющимся, или, как снисходительно говорили в армейской среде, “вольнопером”. Потом получил первый офицерский чин прапорщика. При несчастливых обстоятельствах на одном из участков Западного фронта попал в окружение, и вторая половина войны застала его в глубоком немецком тылу на деревянных нарах офицерского барака для военнопленных.