Журнал Наш Современник №8 (2001)
Шрифт:
Штурман скатился по трапу, миновал коридор, еще трап, еще коридор, еще один трап — вот и верхняя, главная, палуба. А впереди штурмана уже бежит кто-то по палубе, матерясь.
Зверька успели вытащить на палубу раньше, чем прибежал штурман.
— Чернохвостый...
С трудом извлекли из пасти глубоко впившийся крючок, подмайнали приподнятый на ночь трап, отнесли песца на лед, отпустили. Не издав ни звука, безоглядно кинулся он прочь — от нас, от боли своей, от кормильцев-медведей.
— Если выживет, — послышался из темноты виноватый голос, — никогда больше он не подойдет ни к человеку, ни к судну. Если выживет.
Перед обедом на судне был вывешен приказ, который заканчивался так:
“По приходу в порт матроса (фамилия,
Подтверждаю, что это было именно так, что это было на нашем ледоколе и этот приказ писал наш капитан. Так относился к Арктике советский человек. Мы были — наследники великих наших землепроходцев-мореплавателей и знали: Россия всегда будет прирастать Сибирью, Арктика всегда будет фасадом России, — так завещали наши мудрые и великие предшественники.
Мы, каждый, кто рос на этих убеждениях, уверены в этом и теперь. Но что случилось со страной? Там, где была голова, — квадрат Малевича, тряпочки от квадрата, кочерыжка меченая и иже за ним,— чем дальше, тем хуже... В 1998 году исполнилось 350 лет плаванию Семена Дежнева. 350 — великому географическому открытию, рядом с которым стоят в мире только подвиги Магеллана и Колумба... Ах, как мы вставали на цыпочки, чтобы глубже раскланяться, когда шли разговоры о юбилее Колумба! Аж памятник-уродину приготовили усердно и всучить проклятой Америке хотели!.. Не удалось всучить, утерлись и — не верх ли безнравственности власть предержащих?! — приварили вместо Колумба на ту же подставку иную фигуру, поименовали Петром Первым и водрузили это посмешище и оскорбление нравственного достоинства россиян в самом центре Москвы.
Но вот 350 лет Семену Ивановичу, 350 лет, как завершился великий судьбоносный рывок простых россиян, в основном русских и зырян, на восток, знаменем и славой которого стало плавание Семена Дежнева со товарищи в 1648 году. И что же Россия приготовила к этой, к собственной дате, как отпраздновала ее?
А никак.
Лишь собрались в Мурманске в частном порядке в Союзе писателей России родственники и наследники тех, кто завершал вместе с Семеном Дежневым бросок на восток, — Ружниковых, Стадухиных, Дружининых и др., отвезли цветы на окраинную улицу Дежнева, заказали молебен, по рюмке при свече пригубили, путь их великий по карте прошли. Получили радиограммы, из Арктики отправленные, — от капитана атомохода “Россия” Орешко, от капитана атомохода “Арктика” Баринова, от старого ледового капитана Селиверстова — прямого наследника тех Селиверстовых — землепроходцев из 1640-х годов! Моряки-ледокольщики — помнят... И надеются. А власти не просто забыли, для них наше великое прошлое враждебно, и они сделают все, чтобы никто о нем не вспомнил, наше будущее им ненавистно, и они сделают все, чтобы у нас не было будущего. Этот юбилей — показателен. И потому — стоят, ржавеют у мурманских причалов омертвевшие ледоколы. Продать все, что можно, а что не можно — разморозить и заморозить, чтобы потом уже саму землю и недра ее — враспыл, — вот вожделенная мечта нынешних правителей и их хозяев...
В Арктике, по нашей национальной транспортной магистрали, уже шастают неизвестно чьи и неизвестно какие суда. И даже те из них, на которые посажено для отвода глаз по одному российскому моряку, не стесняясь, творят, что заблагорассудится. Иностранцы здесь — временщики, чужие, они — как наши нынешние правители... Но это все же — иностранцы. Но ведь экологически непредсказуемо бесчинствуют в Арктике и, так сказать, свои. Вот навигация 1998 года. Теплоход “Инженер Поплавский” тайком от Штаба морских операций объявился в Игарке, теплоход “Надежда” — на мысе Харасавэй, танкеры “Жиганск” и “Эмба” — в Хатанге. А потому “так сказать, свои”, что тот же “Инженер Поплавский”, например, шастал в Арктике под мальтийским флагом, оба танкера принадлежали некой ЗАО “Виша”, и нарушения правил плавания в Арктике делались по указанию судовладельца. Случись что — с кого
Раньше, что б мы ни делали в Арктике, мне не было стыдно, потому что мы старались избежать ошибок. Досадно бывало, потому что ошибки случались, а стыдно — нет. А сейчас, даже навсегда оставшись на мели, я стыжусь. И за себя, того, доверчивого, и за себя нынешнего, признавшего свое бессилие.
Вот о чем думаю я, хотя вопрос-то вроде — почти что не об этом.
И опять же — стыдно, ибо сейчас мне следовало бы без оглядки говорить о другом, не экологическом, политическом, к тому звать, чтобы первопричина исчезла!
К тому, чтобы осиротевший океан, осиротевшие берега, осиротевшая земля и страна перестали быть сиротами, есть только один путь: мы должны признать себя их сыновьями, ответственными сыновьями, готовыми на все во имя их. Тогда, быть может, и сами перестанем быть сиротами в своем Отечестве.
Н.Черкашин • На полярных морях (Наш современник N8 2001)
Николай Черкашин
НА ПОЛЯРНЫХ МОРЯХ
КРЕЩЕНЬЕ ПРИНЯЛи ПОДО ЛЬДОМ
Атомный подводный крейсер стратегического назначения “Томск” шел под тяжелыми паковыми льдами с Кольского полуострова на Камчатку. Когда-то командирам за такие переходы давали Золотые Звезды Героев. Ныне подобные рейсы стали обычным для подводников-северян делом. И все же...
И все же этот поход был уникальным в своем роде. Впервые на борту атомного подводного ракетоносца шел священник — епископ Камчатский владыка Игнатий. Ни один пастырь на планете не добирался к своей пастве столь необычным, многотрудным и опасным путем. Однако это была его добрая воля, которая получила благословение Патриарха Московского и всея Руси Алексия II.
Разумеется, речь шла не о способе транспортировки владыки к новому месту службы — в Петропавловск-на-Камчатке. Предполагалось, что святой отец будет окормлять в походе моряков-атомоходчиков, на долю которых выпадают сверхстрессовые перегрузки. Можно считать, что на российском атомном флоте это был смелый эксперимент в духовной сфере подводников.
Итак, в одной из кают жилого отсека обосновался митрофорный член экипажа. Он был именно членом экипажа — не пассажиром, ибо, во-первых, пассажиров на подводных лодках не бывает, а во-вторых, владыка, благо что позволял относительно молодой для его сана возраст, прошел весь положенный курс предпоходовой подготовки подводника наравне со всеми матросами, мичманами, офицерами. А это значит, что пришлось и из башни учебного бассейна всплывать, и из трубы торпедного аппарата выходить, и легководолазное снаряжение освоить, и все типы индивидуальных средств защиты не только изучить, но и применять в зависимости от той или иной аварийной ситуации. Когда до выхода в море оставалось несколько дней, епископа постиг приступ хронической язвы желудка. Отказаться от похода?
Владыка Игнатий не отказался. Три дня он провел в посте и молитве, пока не обрел силы для нелегкой своей миссии.
И вот над рубкой атомарины надолго сомкнулись многометровые арктические льды. Все шло, как обычно: вахта сменяла вахту, а на прокладочном столике штурмана крестик светоотметчика медленно переползал один меридиан за другим — с запада на восток. В положенное время священник благословлял трапезы в кают-компании, вел беседы с матросами, принимал всех, у кого была необходимость покаяться, открыть и очистить свою душу...