Журнал Наш Современник №9 (2001)
Шрифт:
К Зулайке Федорыч, как всегда, приехал на армейском УАЗе, с надписью, сделанной белой краской на бампере, “Миротворец”. Вообще, в Чечне у армейцев появилась мода писать клички на бамперах грузовиков, БТРов и машин. Так, по Грозному разъезжал броневик бойцов Минюста с надписью “Годзиллакосилка”. Были также “Сибиряк”, “Мухомор”, “Прикрой, атакую!”, “Ермолов”, “ЧечФОР” и другие.
Штабные послали Федорыча на рынок в Грозный прикупить каких-нибудь продуктов. Он приехал на маленький рыночек напротив питерского ОМОНа, все закупил, что
— Зулай, угости шашлычком! — сказал он чеченке, садясь на ящик от снарядов.
— Нет проблем, Федорыч! Такого гостя, как ты, я всегда жду. — Зулай что-то крикнула брату по-чеченски и подсела к офицеру. В ее черных глазах появился интерес. Она поправила косынку, прикрывавшую ее длинные черные волосы.
— Скажи мне, Федорыч! Вот что ты маешься? Женись на мне, а? Деньги у меня есть. Дом у меня есть. Останешься со мной жить в Грозном. Я буду кафе держать, ты — жить со мной. Чего тебе еще надо? — Зулай подперла кулачком подбородок, засмеялась. Она знала, что давно нравится офицеру, который как-то, разоткровенничавшись, сказал ей, что в родной Калуге его бывшая жена подала на развод и уже давно живет в другой семье.
Федорыч посмотрел на женщину нежным взглядом. Затем как бы смутился.
— Так у тебя же муж есть! В боевики подался. Сейчас сидит где-нибудь там, в развалинах, и смотрит на тебя в прицел снайперки... — Федорыч посмотрел на черные окна разбитой снарядами соседней многоэтажки.
— Так разве это муж? Он ведь до сих пор приходит домой, как вор, по ночам. Раз в месяц. Берет деньги, продукты и уходит... Бил меня на прошлой неделе. Говорит, почему я вас не травлю... оккупантов. Вот глупый! Совсем мозгов лишился, по ямам шастая... — Зулай принесла и поставила тарелку с порезанным луком, уксус и хлеб.
— А чего действительно нас не травишь? — спросил Федорыч. Мысль эта поразила его своей простотой.
— Да ты что, не понимаешь, что ли? Вас, офицеров, травить — все равно что резать курицу, которая несет золотые яйца. У кого сейчас в Грозном деньги есть? Только у вас. Вы для нас сейчас лучшие клиенты, наша экономическая надежда. Мой-то только деньги берет. Я говорю, а чего же ты тогда деньги берешь, они же от российских офицеров? Так он ничего не ответил. Только в глаз мне засветил. Это за правду-то.
Подошел племянник Зулай с дымящимся шампуром, протянул его Федорычу. Офицер заплатил деньги, принялся есть нежное мясо домашней птицы.
— Вот, говоришь, жить с тобой. — Он чуть ли не захлебнулся слюной, снимая зубами первый горячий кусочек с шампура. — Так твой вернется и уж постарается нас обоих пристрелить.
— А у тебя автомат на что? Ничего, узнает, что я с русским офицером живу, уже не придет, побоится. Ему сейчас свои условия не диктовать. Прошло время, когда он джипы из Ингушетии пригонял и деньгами сорил по всему городу. Когда у него в подвале две девки на цепи жили. Все, отхорохорился...
Зулай не договорила
— Бесполезно, уйдет в катакомбы. Может, это твой? — Федорыч проводил взглядом солдат, загружавших тело убитого офицера в грузовик.
— Вряд ли... Вот сволочь, первый раз здесь стреляют после того, как снег сошел. Теперь повадится. Эй, ребята, ОМОН! Посмотрите в том длинном доме, там, похоже, кто-то бывает. У нас там всех выселили, а на пороге свежая земля...
Через какое-то время все на рыночке успокоились. Новые посетители даже и не знали, что полчаса назад здесь был убит человек. Они курили в ожидании своего заказа.
“Жизнь продолжается! Вот так, а если бы я сел за тот столик? Ему, видимо, со снайперской точки открыт не весь рынок. Будем думать, что это место у сетки — в мертвой зоне. Все чушь, только себя успокоить”, — горестно подумал офицер.
Федорыч доел остывший шашлык, откупорил бутылку с пивом. Уже пятый раз Зулай предлагала ему пожениться, и пятый раз он отмалчивался. Что-то каждый раз оставалось за кадром, что-то недосказанное. И этим недосказанным были слова матери, собиравшей его в поездку: “Если привезешь с войны трофейную чеченку, как твой прапрадед-казак сделал, домой можешь не приезжать, ты мне тогда не сын! Внуков хочу голубоглазых!”
Федорыч быстро встал из-за журнального столика. Махнул водителю, который медленно доедал свой шашлык прямо в машине, растягивая удовольствие.
— Зулай, над твоим предложением подумаю...
— А что думать? Представляешь, какую свадьбу можно было бы сыграть. На весь город. Первая такая свадьба в послевоенном городе и кого — русского офицера и чеченки! Ваши генералы все говорят о мирной жизни, но ничего не сделали для того, чтобы она пришла в город, эта мирная жизнь. А тут свадьба... Пригласим командующего, пусть раскошелится на машину, журналистов... будем танцевать зикр! — Зулай мечтательно задумалась. — Ну, ладно, поезжай! Когда заедешь?
— Ну, ты и размечталась! А Басаев пришлет своих головорезов исполнить танец с саблями на нашей свадьбе... Ладно. Когда приеду? Ты же знаешь, женщина, как только, так сразу...
Федорыч уехал в Ханкалу.
* * *
Он подорвался вместе с водителем на фугасе по дороге на Гудермес на следующий день. Это был 152-миллиметровый управляемый по проводам снаряд от гаубицы. Партию таких снарядов прикопали в спешке землей прямо в Ханкале федеральные войска перед самым выводом войск из Чечни еще осенью 1996 года.