Журнал «Рассказы». Колодец историй
Шрифт:
Как хорошо быть столиком. Вещью. Она не чувствует боли и не ведает страха. Только щепки летят, а ей все нипочем. Топает себе и никакой силой не обладает.
Нунтары окружили труп. Ларго почувствовал, как холод сковывает его изнутри. И если бы нунтары начали прямо при нем есть мертвого мага, он бы не выдержал – завыл.
Но твари бережно подобрали тело, как мама свои шарфы и палантины, когда они падали с вешалок. И утащили его в туман, оставляя после себя ясность.
Там, вдалеке, Ларго увидел огни! Должно быть, Городео
Ларго еще долго сидел, вжавшись в стену гостиницы, а ясная дорожка в тумане все еще оставалась. Тело отяжелело, ноги едва слушались. Ларго плохо помнил, как снова оказался в кафе, как залез под мамин защитный купол.
Дрожь унялась со временем. Дыхание мамы можно было уловить, только сильно к ней прижавшись. Видимо, луковый леденец только и делала, что слушала дыхание. Белые кудряшки замаячили в поле зрения Ларго. Леденец села, осмотрелась по сторонам. Увидела шапку и показала на нее.
– Да, да, я виноват!
Сестра замотала головой и снова указала на шапку.
Ларго поднялся, вышел из купола, подобрал снежную шапку, отдал Лайве.
Леденец подложила шапку под голову мамы, расправила складки на ее платье, долго думала, что делать с оторвавшимся кружевом. Положила рядом. Порылась в сумке, достала мятное масло и кисточку, жестом пригласила столик под купол.
А Ларго стоял и смотрел, как мама и сестра доживают. В груди словно большая пиявка завелась и сосет, сосет, сосет. Скоро у мамы кончится сила, защитный купол спадет. Придут нунтары и добьют маму. Зачем вообще он пытался вернуть ей жизнь? Ради очередной смерти?
Луковый леденец старательно втирала масло в столешницу, прошлась по ножкам. Столик радостно затопал. А потом Лайве взяла оторванное кружево маминого платья и обмотала им поврежденную ножку столика. Довольно кивнула.
В кафе стоял запах крови и мяты.
Будь леденец прежней Лайве, она бы спасла и маму, и Ларго. Она бы рассеяла туман, она бы была сильнее мамы и папы, вместе взятых. А теперь, как столик, ничего сказать не может.
И не было у нее способности создать защитную сетку. Но это масло, которое она втирала в столик, эта ее сосредоточенность вызвали во рту Ларго острую горькость, какая бывает после чая с глинковинными цветками. Его пьют, когда болит сердце или разум.
– Лайве… – шепотом позвал Ларго.
Сестра не отозвалась.
– Прости меня…
Повернулась, протянула брату кисточку.
– Нет, я ничего не хочу у тебя забирать! Прости меня, маленькая Лайве! Я самый худший старший брат на свете… ЭлЭл! Теперь я буду называть тебя двумя буквами «эл». Только мы с тобой знаем, что ЭлЭл – это луковый леденец.
Сестра сделала губки рыбкой. Она всегда так делала для папы. Расплела косичку и протянула брату ленточку цвета спелой малины.
Можно было оставаться просто Ларго. Принять неизбежное,
Вот Лайве молодец. Ничего не боится. Может, потому что не понимает. А столик… Этот столик все понимает и все равно ничего не боится. Может, потому что не чувствует боли?
Как же это здорово – быть столиком.
И Ларго решил не пытаться быть как отец. Для этого у него нет таланта и способностей.
И его, конечно, никто и никогда не признает достойным фамилии Тсерингер.
Но почему бы ему не стать похожим на обычный столик из городской библиотеки? Все, что для этого нужно, – идти вперед и не бояться летящих в тебя камней.
Ларго намотал на руку красный ремешок, вооружился зонтиком и пошел к гостинице. Отныне он – вещь, которая ничего не боится. Ларго – столик. Его дело – топать вперед сквозь туман.
Может, подкупить старика?
Может, договориться с ним?
Обмануть?
Убить?
Убивать глупо… У старика с нунтарами договоренность. Подкупить лучше. А если старик обманет Ларго? Убьет их всех и сторгуется с нунтарами еще за что-нибудь?
Определенно, стоило убить старика и пытаться договориться с нунтарами. Они и речь человеческую понимают.
Вот только как убить? Зонтиком? Удавить ремешком? Но хватит ли сил…
Ларго наблюдал из-за угла здания.
Хозяин гостиницы ждал на крыльце. Улыбался, пускал сигаретный дым завитками, любовался ими. А может, любовался тем, как нунтары покорно ждали. Он затушил сигарету о перила, бычок спрятал в карман.
Ларго всем телом чувствовал холодную стену гостиницы. Он видел защитную зеленую сеть, которую твари не могли разорвать, видел, как старик лихо поднял тело мага и бросил нунтарам.
Твари то ли похихикивали, то ли постанывали. Видимо, с ума сходили с голоду, но на тело не бросились, снова бережно подобрали и ушли в туман, оставив за собой ясный след.
И снова Ларго увидел огни!
Зачем старику нунтары, если граница так близко?
Ларго подождал, пока старик уйдет в дом и указал столику в ту сторону, куда ушли нунтары. И столик топнул два раза.
Сразу стало легко. Смешно и легко. Ларго – не человек. Это раньше он был человеком. А теперь он – вещь, которая не ведает ни боли, ни страха.
Все, что надо делать, – это топать вперед. Туда, за нунтарами. Считать шаги до огней. Он найдет на границе смотрителей и попросит о помощи. И все будет хорошо.
Слоновий столик бодро шагал впереди. Ларго сжал в руке поводок, стал сочинять песенку из одной лишь строчки: «Столик, столик-поводырь, ты веди меня, веди». И на все старые мотивы напевал ее у себя в голове. А потом эта глупая песенка сама собой превратилась в молитву.
Столик замедлил шаг, и Ларго тоже. Они оба уже видели горящее медовым пламенем дерево. Огни оказались плодами! А вовсе не окнами приграничного здания.