Журнал «Рассказы». Жуткие образы ночных видений
Шрифт:
Она приникла глазом к щели под дверью. Ног не было видно – только вдоль плинтуса лежали клоки пыли.
Вроде ушли?
Она расслабилась. Моргнула. И вдруг возникло лицо. Мамин холодный глаз, смотрящий с той стороны двери. В сердце больно кольнуло, пульс громко застучал в венах.
– Попалась! – сказал искривленный улыбкой мамин рот.
Соня вскочила с пола. Все тело похолодело. Кровь отлила к рукам и ногам. А с ней из сердца уходила душа.
Всхлипывая,
– Помогите! Помогите мне!
Девушка не услышала. Судя по лицу, мыслями она была далеко. Зато услышали дома.
Ключ зацарапался в замке. Ворвалась мама, пышущая яростью, хрипящая из-за астмы и оттого еще более злая, захлопнула окно, отбросила Соню на кровать.
– Чем это ты занимаешься? Хочешь посторонних позвать? В детдом хочешь?
– Кто ты такая? – прошептала Соня, пытаясь выползти из-под прижимающего ее к кровати тяжелого тела. – Ты не мама. Кто?
– А ты догадайся. – Мама отпустила ее, вышла в коридор. – Догадайся, раз такая умница. – И заперла дверь.
30 января
Соня проснулась от боли в запястьях. Мама нависала над ней, прижимала руки к бокам. Лицо выглядело озлобленным и совсем чужим.
– Лежи спокойно и выпей это, – сказала она и поднесла к губам кружку с чаем. Соня с трудом выпила.
Мимо прошествовал папа с большим куском фанеры под мышкой, с молотком в руке и гвоздями в зубах. Запрокинув голову, Соня увидела, как он, посвистывая, заколачивает верхнюю половину окна. Хочет оставить ее без солнечного света.
Соня с отчаяньем подумала об одноклассниках, учителях, соседях, прохожих. Обо всех тех людях, что могли бы помочь, но не помогут. Это не их дело. Все, что случается с детьми дома, остается дома.
– Нет у меня ангины, правда?
Мама покачала головой и еще сильнее вдавила ее запястья в матрас. Мамино дыхание стало тяжелым, начался очередной приступ. Без лечения астма быстро прогрессировала. Соня кое-как извернулась и выдернула одну руку. Не чтобы вырваться – чтобы достать из кармана маминой рубашки ингалятор.
– Ты не моя мама, но, пожалуйста, подыши.
Соня уже поверила, что перед ней совсем другой человек, но не знала, как теперь себя вести. Эта женщина все еще выглядела как мама. И чем страшнее становилось, тем больше Соня в ней нуждалась.
– Помнишь, ты учила меня правильно переносить болезни?
Мама сосредоточенно сжала губы, будто копаясь в памяти.
– С достоинством? Так она
Соня вздрогнула от этого словечка «?она», подтверждавшего, что с ней говорит чужой человек.
– Все это чушь, девочка.
– Почему чушь?
– Пожила бы с мое… – Мама наклонилась к уху и прошептала: – Двадцать пять веков кочуя по телам. Тогда поняла бы: достоинства в болезни нет.
– У моей мамы было!
– Люди способны выносить болезни, лишь пока верят: это временно. Пройдет! Они не понимают, что недуги рано или поздно настигают всех и вылечить их нельзя.
– С астмой можно жить! Ты просто запустила…
Мама, будто не слыша ее, продолжила:
– С каждым годом становится хуже. Знаешь, сколько существует болезней? Я испытала их все. Новое тело – новая беда. Болезни – это волки, кусающие за пятки. Вечно преследуют. Вечно голодные. Юность – единственная фора. Но и ее хватает ненадолго…
– Это всего лишь астма! – выкрикнула Соня.
– Я не хочу терпеть ни астму, ни даже насморк. Я получу здоровье. Твое здоровье.
Вошел дядя Антон со вторым листом фанеры.
– Это вон у него характер так и не испортился, – прокомментировала мама. – Можно сказать, родился для бессмертия.
Папа задорно подмигнул и включил центральный свет. Вскоре снова застучал молоток.
– Расскажи, кто ты, – попросила Соня.
– Много будешь знать… А впрочем, состариться не доведется уже.
Когда стук молотка затих, комната, лишенная естественного света, стала походить на старую фотографию: засияла глубоким желтым с металлическим отблеском.
Папа выключил свет, переставил табуретку, выкрутил лампочку из люстры и вторую – из настольной лампы. Соня не верила, что ее оставят в полной темноте, пока дверь не захлопнулась.
Первое время получалось притворяться, что наступила ночь. Хотя красные цифры часов складывались в 11:03 утра, она представляла, сидя в ногах кровати, будто пришло время отходить ко сну. Однако ожидание не скрашивалось сладостью дремоты. Зачем обманываться? Это был не отдых – заточение. Страх поднимался от живота к груди. Дикий, иррациональный.
Соня нащупала на кровати неоновые браслеты и переломила парочку до хруста. Во тьме возникли яркие световые пятна. Рядом она нашла и фонарик-брелок. Черный, компактный, он светил бездушным белым светом. Соня поводила им туда-сюда, осматривая углы комнаты. Никого. Она надеялась снова увидеть старуху-квартирантку. Настоящую маму.
Нельзя позволить страху нагноиться в мыслях. Соня нарисовала на фанере, закрывавшей окно, два лица – женское и мужское. Достала лук со стрелами и начала стрелять. Раз кочевник, два кочевник – и не осталось никого.