Журнал «Вокруг Света» №01 за 1973 год
Шрифт:
Ник вооружился подзорной трубой, потом передал ее мне. Я увидел рослого, широкоплечего человека. Он был одет в костюм из доброго сукна, отделанная позументом шляпа оставляла открытым высокий чистый лоб. Он улыбался во весь рот, зато его товарищ, коренастый моряк с почерневшим от солнечных лучей лицом, лежал при последнем издыхании плашмя на банках.
— Вы подниметесь сами, или
Человек в шляпе лихо отдал ему честь и звонко ответил:
— Я поднимусь к вам мигом, сэр, но за Томом придется спустить люльку: бедняга чуть жив!
Здоровяк поднялся по трапу и ступил на палубу, приветствуя капитана почтительным жестом и широкой, до ушей, улыбкой, от которой его кроткие голубые глаза вспыхнули мальчишеским задором.
— Докладывает капитан Сильвер, сэр, — заговорил он приятным и вежливым голосом, — бывший шкипер и совладелец барка «Розалия» — невольничьего судна, вышедшего из Гвинеи двадцать девять дней тому назад! Господь благослови вас, сэр, мой добрый плотник и я не забудем, что вы спасли нам жизнь, во всяком случае, мне, так как боюсь, что бедняге Тому уже ничто не поможет.
Айртон спросил, сколько дней они пробыли в лодке.
— Двадцать три, — последовал ответ. — От всей команды осталось только четверо после того, как на корабле вспыхнул пожар, спустя неделю после отплытия!
— Что же случилось с остальными двумя? — осведомился капитан.
— Отдали концы, сэр, как честные моряки, служившие своему капитану до последнего вздоха, — отчеканил Сильвер. — А теперь, сэр, я ваш слуга на всю жизнь, прошу извинить меня, только дайте мне добрую кружку холодной воды. Отныне я пью одну воду, сэр. Скорее умру, чем разбавлю ее чем-нибудь!
Пока они беседовали, два моряка спустились в баркас и положили бесчувственного плотника в люльку. Затем его подняли на борт и отнесли в каюту.
В тот день и последующую ночь я больше не видел спасенных. С ними обращались хорошо, и Ник, которого вызвали осмотреть плотника, сообщил мне, что он встанет на ноги через день-два, а Сильвер пребывает в полном здравии, словно не было никакого бедствия.
— Уж если кого называть удачником, то именно этого работорговца, — сказал Ник. — Чтобы такое вынести, нужно иметь сложение и запас сил, как у хорошего быка.
Продолжение следует
Сокращенный перевод с английского Л. Жданова
Холодное пламя
Хребет Бихор в народе называют «водонапорной башней». С его уходящих под облака круч стекают сотни бойких ручейков, весной, во время таяния снегов, превращающихся в бурные потоки. Немало удивительных творений создала природа с помощью этих необычных резцов в толще горного массива: причудливо
...Тропинка, петляющая по хвойному лесу, ведет вас от живописного местечка Падиш к Пояна Флорилор — «Поляне цветов», встречающей гостя ярким ароматным ковром естественной высокогорной оранжереи, и тут же снова ныряет в прохладный полумрак векового бора. Сквозь густую хвою местами пробиваются тоненькие ручейки солнечных лучей. Но вот стволы редеют, и вы оказываетесь у края заполненной мглистым туманом котловины. Почти правильной круглой формы, необычная на вид, темная и совсем не гостеприимная, она не очень-то заставляет путника торопиться со спуском. Но мысль о том, что на дне ее кроется одно из замечательнейших творений природы, побеждает нерешительность.
В эту впадину спускаются за несколько часов до полудня. В зеленом рассеянном свете, струящемся между ветвей деревьев, узенькая тропинка неожиданно ныряет в расселину. По сторонам угадываются очертания ледяных колонн, массивных, монументальных, покрытых толстым слоем молочно-белого, матового инея. Кругом холодное и безмолвное застывшее царство — и сами причудливо изрезанные выступами и трещинами каменные стены, и фантастическое нагромождение нанесенного потоком бурелома, и засохшая хвоя на ветвях елей, ломкая, как стекло… Чем глубже спускаешься в пещеру, тем больше окутывает тебя настоящий зимний холод. Наконец своды неожиданно расступаются, уходя в темноту.
Медленно тянется время, и с каждой минутой в пещере светлеет. От входа яркое пятне света неслышно крадется ко дну. К полудню стенки начинают слезиться — это тает скопившийся за ночь иней. Ледяные колонны постепенно становятся прозрачными. Косые лучи солнца и тут гонят стужу прочь, словно магнитом притягивая к себе тонкую дымку тумана, курящуюся на дне. Туман густеет и вот уже легким облачком устремляется к светящейся арке входа, исчезая в куще растущих там деревьев. Долгожданный спектакль сейчас начнется.
В момент, когда солнечный шар появляется у восточного края входа в пещеру, его лучи озаряют основание первой ледяной глыбы. Еще несколько мгновений, и он расплавленным стеклом брызжет на цоколи колонн. И тогда основания колонн прямо на глазах начинают словно бы испаряться. Когда солнце доходит до середины пещеры, ледяные столбы становятся совершенно прозрачными, и лишь обильно выступившие на них капли «пота» выдают их присутствие. Ледяные кристаллы окрашиваются в золотисто-розовый цвет, бросая пламенеющие отсветы на тянущиеся к выходу из пещеры клубы пара.
Робкая радуга загорается возле колонн. В этой неповторимой игре света на поднимающихся вверх легких волнах тумана трепещут радужные переливы и разноцветные блики. Лед сверкает все ярче и ярче и вдруг, когда солнце приходит в зенит, вспыхивает ослепительным пламенем. От основания колонн «огонь» струится вверх, пылает и ширится. Необычное зрелище длится до тех пор, пока лучи солнца проникают в подземный «театр». Затем, словно в настоящем зрительном зале после окончания спектакля, «огонь» начинает медленно гаснуть, все холодеет и застывает, чтобы в следующий ясный полдень вновь вспыхнуть неповторимой фантазией волшебного, живого фейерверка.