Журнал «Вокруг Света» №01 за 1984 год
Шрифт:
Итак, при создании ферм надо было решить четыре основные задачи: исключить механическое воздействие льда, не дать моллюскам вмерзать в лед, избавить от воздействия пресной воды, оградить от нападения их главных врагов — морских звезд.
Эти задачи в основном и решаются с помощью «скользящих» субстратов. Мидий заставляют жить в разных горизонтах воды: зимой их опускают немного вглубь, избавляя от ледового плена, а летом поднимают в прогретые слои. Но это не все. Весной гирлянды моллюсков на короткое время погружают в опресненный слой воды: мидиям это не вредно, а морские звезды и двух часов не выдерживают — отваливаются с гирлянд моллюсков, падая на дно.
Субстраты никогда не касаются грунта, поэтому попасть на них взрослые звезды
Когда я немного освоился среди необычных колонн, работа пошла споро. Я фотографировал, плавая от одного плота к другому. Находить нужное направление среди лабиринта колонн мне помогали светлые полосы, хорошо видимые на ледовом потолке. Перед погружением мы с напарником Сашей Нестеровым расчищали площадку для будущей майны. Снег, лежащий на льду, снизу был пропитан талой водой, и, когда мы его отбрасывали, лопаты оставляли на льду четкие борозды, которые тут же заполняла вода. Эти каналы и натолкнули нас на мысль использовать их для разметки арены подводных работ. Уточнив с руководителем погружений Эдуардом Евгеньевичем Кулаковским, ведущим тему культивирования мидий на Беломорской биологической станции, места расположения плотов, мы соединили их каналами.
Обследовав очередную группу мидиевых гирлянд, я плыл к следующей. Подо льдом было сумрачно, и наша световая разметка оказалась очень кстати. Линия моего маршрута была замкнутой: начав путь от проруби, я должен был плыть только вперед по часовой стрелке и, совершив полный оборот, вернуться к исходной точке — светлому пятну на поверхности льда. У края майны меня поджидал напарник в полном водолазном снаряжении, готовый прийти на помощь.
В следующее погружение шел Саша Нестеров. У него задача — доплыть только до первого плота и, сделав несколько снимков, возвратиться.
Сейчас, когда я вспоминаю те погружения, передо мной проходят ряды колонн. Я изредка их шевелил — надо было узнать, крепко ли держатся подопытные моллюски на капроне сетей. Лампа-вспышка высвечивала одну картину за другой: моллюски плотной массой покрывали полосы сетей, кое-где я различал светлые пятна. Подплывая к такому пятну, я ожидал, что это звезда, но опасения не оправдывались: перед маской каждый раз оказывалась актиния...
Зато на дне, под мидиевой фермой, я обнаружил значительные скоплени; звезд. Выполненные там снимки подтвердили это. Чуяли морские разбойницы, что где-то рядом есть пожива, а вот где — обнаружить не могли. Хотя им и перепадало кое-что: мидии иногда обрывались с насиженных мест то есть плотность поселения моллюски регулировали сами. Природа заботилась о нормальном развитии обитателей морских угодий.
Прошлым летом я снова побывал на биостанции у мыса Картеш. Опять мы были вместе с Сашей Нестеровым. Пейзаж у мыса Картеш, конечно, изменился: в голубой воде залива отражались скалы и утесы, остров был весь в зелени. Вокруг плотов, казавшихся теперь не такими загадочными, какими они были подо льдом, царило оживление, проплывали шлюпки, загруженные деталями новых промышленных ферм. Их устанавливала Севрыба. На рейде вблизи плотов стоял рыболовный сейнер, другое промысловое судно разгружалось у причала биостанции. На берегу рабочие собирали коллекторы и оснащали их субстратами — мелькали голубые и зеленые полосы сетей.
Мы подплыли на шлюпке к стоявшему у фермы сейнеру, там шла работа — поднимали одну из гирлянд мидий. На тросе кран-балки раскачивалась трехметровая «гусеница». Да, внушительно выглядели здесь, на поверхности, скопления моллюсков. Выращенных мидий достали из морской воды теперь уже не для научных целей: их ждало
В этот раз мы много плавали у подводной фермы, обследовали первую — экспериментальную ее установку, фотографировали. Несколько заплывов было и к промышленным хозяйствам. Там перед нашими масками простирались ряды тонких «саженцев» — жгутов из капроновых сетей, на которых еще не успели поселиться мидии. В лучах солнца, пробивавшихся сквозь поверхность, было видно, как сине-зеленые жгуты уходят вглубь и теряются во тьме. Картина была впечатляющая — сотни и сотни удобных квартир ждали обитателей. То была настоящая подводная нива.
А. Рогов, инженер-подводник
Возрожденная земля
Христофор Колумб, открыв новую землю за океаном, объявил, будто бы ему не встречались еще столь великолепные пейзажи. Перед мореплавателями расстилались слегка всхолмленные равнины, покрытые девственными лесами; высились купола карстовых образований, поросших буйной тропической зеленью,— испанцы назвали их «моготес»; над головами носились диковинные птицы, цветы наполняли воздух благоуханием. Словом, моряки имели все основания назвать вновь открытую сушу раем земным. Название, правда, за ней закрепилось иное. Колумб — он до самой смерти считал, что это часть материка,— нарек землю Хуаной; позднее Диего Веласкес, назначенный генерал-губернатором острова, дал ему имя Фернандины, но удержалось все-таки местное название — Куба.
Восторг перед чудесной природой не помешал испанцам начать хладнокровное и стремительное истребление местных жителей. Не прошло и двух десятилетий после первой экспедиции Колумба, как вождь одного из индейских племен, населявших Кубу, обронил: «Если испанцы после смерти попадают в рай, то я бы хотел попасть в любое другое место».
Начиная с XVI века на острове начали расширяться плантации сахарного тростника. Взамен уничтоженных индейцев — к 1560 году местное население практически исчезло — колонизаторы ввезли негров-рабов из Африки: даровая рабочая сила обеспечивала колоссальные барыши.
Подходящие почвы и благоприятный климат только способствовали бурному развитию сахарной промышленности на Кубе. Даже форма острова — узкого, вытянутого («зеленая ящерица, качающаяся на волнах»,— по выражению знаменитого кубинского поэта Николаса Гильена) — служила к выгоде колонизаторов: все равнины имеют удобный выход к морю. Сахар удобно было вывозить к портам.
Подлинный сахарный бум начался в середине прошлого века. Поначалу тростник потеснил плантации кофе и какао, подсек садоводство (только с табаком шла конкуренция на равных). Например, местность, прилегающая к городу Артемиса,— ее прозвали «садом Кубы»: здесь плодородные красноземы, на которых когда-то были богатые кофейные плантации, поля эстрагона — пряной полыни — превратилась в царство сахарного тростника. Эта же метаморфоза произошла и в других районах страны.
Сахарный тростник любит бескрайние незатененные равнины; по этому прошлый век ознаменовался на Кубе массовой вырубкой девственных лесов — падали под ударами звенящего металла пальмовые рощи, валились толстенные стволы сейбы.
За сто лет было сведено четыре миллиона гектаров лесов, занимавших больше трети территории острова. Леса уничтожались также ради пастбищ, которые засевались кормовыми травами.
Утерянного не вернешь, уже не восстановить на острове девственные ландшафты. Нынешняя цель кубинцев — извлечь максимальную выгоду из своего богатства — сахарного тростника. Год от года растут урожаи, все больше механизируется труд крестьян. Сафра превратилась в крупную аграрно-промышленную кампанию: производство сахара постоянно увеличивается.