Журнал «Вокруг Света» №01 за 1987 год
Шрифт:
«Малы, но независимы». Этому принципу санмаринцы следуют по сей день.
Л. Минц
Алатырь чудотворец
Пенные гребни волн шипят, накатываясь на песок, и кажется, что вот-вот они вынесут к твоим ногам заветный кусочек янтаря. Это состояние знакомо всем, кто хотя бы раз побывал на балтийском берегу...
Мы же стоим над обрывом круто уходящего вниз карьера — я и молодой технолог фабрики по переработке янтаря Анатолий Тихомиров. Внизу, на глубине метров шестидесяти,
— Видите узорчатую кайму, тянущуюся вдоль дна котлована? — спрашивает Анатолий.— Это и есть пласт знаменитой «голубой земли». Своим цветом она обязана минералу глаукониту. В ее толще и скрывается янтарь.
Десятки миллионов лет назад здесь по берегам множества уже исчезнувших рек шумел хвойный лес. Менялись геологические эпохи, море отступало, возвращалось, изменялась береговая линия, но янтарь, однажды попав в «голубую землю», превратил ее в свое прибежище, которое и спасло его от вторгнувшегося ледника, от воздуха, воды, ветра. И только с течением времени понемногу море стало вымывать из донной толщи солнечный камень.
Сбор на побережье — самый древний способ добычи янтаря, ведь море иногда бывало весьма щедро к людям. В 1862 году сильный шторм вынес на берег за один день около двух тонн янтаря, в 1914-м — 870 килограммов. Но такое случалось нечасто. И солнечный камень добывали, разрыхляя с лодок острыми пиками «голубую землю», а всплывший янтарь ловили сачками. В XVII—XVIII веках его уже добывали водолазы, а потом — с помощью землечерпалок.
Вглядываюсь в голубоватую кайму карьера, надеясь заметить знакомые желтые вкрапины.
— Даже в промытом грунте,— с усмешкой замечает Тихомиров,— ископаемая смола выглядит невзрачной. Лишь после обработки камень начинает играть...
Природа наделила янтарные камушки струйчатыми и концентрическими узорами. Они образованы мельчайшими пустотками. Порции живицы, вытекая из стволов некогда стоявших здесь сосен, проникали друг в друга, или, наоборот, одна обволакивала другую, газовые пузырьки в смоле распределялись неравномерно и застывали причудливыми узорами.
При всем разнообразии оттенков — а их насчитывается около двухсот — в янтаре преобладают желтые тона, хотя существуют голубой и даже зеленый.
Однако внутренняя красота янтаря открывается только в руках опытного мастера, художника. Прежде чем из кусочка окаменевшей смолы превратиться в живой, наполненный солнечным теплом самоцвет, в легендарный алатырь-камень, янтарь проходит через руки многих специалистов. И вот, когда я оказался на фабрике, Тихомиров предложил сначала пройти в цех сортировки. Именно здесь решается, быть или не быть желтому камушку кулоном, бусинкой, брошью... Ведь вынутый из земли янтарь на воздухе сразу окисляется и покрывается бурой, оранжевой или вишнево-красной корочкой. И в цехе камнерез осторожно снимает с него эту корку, впускает внутрь янтаря свет. Теперь заметны все его дефекты, и мастер избавляет камушек от таких частей. Роль камнереза велика, он должен чувствовать возможности камня, чтобы не снять лишнего, не уничтожить ту малость, которая оживит окаменевший кусок смолы.
Но ожерельем
— Не нарушать рисунок, по возможности оттенить его, подать с более выразительной стороны,— объясняет она,— вот в чем наша задача. Лишь внешне операция выглядит простой, а на самом деле секунду на осмысление — и вводишь тонкое сверлышко в камень. За смену через каждую сверловщицу проходит до 12 тысяч бусинок, и ни одна не повторяет другую...
Однако не все добытое — самоцвет. Попадается немало и довольно скромных на вид камней. Их отправляют в автоклав на обесцвечивание. Пестрые и разнохарактерные — они при высокой температуре и под давлением становятся все светло-желтые, бывает, медовых оттенков. Затем эти камешки помещают в муфельную печь, где янтарь закаливается, внутри его появляются коричневые паутинообразные трещинки — добавляют, так сказать, искусственной красоты. Здесь камушки приобретают такую прочность, что их после можно полировать до зеркального блеска.
— Но ведь после сортировки,— спрашиваю я,— наверняка остается янтарь, который непригоден для художественных изделий? Такой идет в отход?
— Почему? — удивляется Тихомиров.— У нас любой янтарь идет в производство. Правда, после соответствующей обработки. Зайдем в прессовочный цех...
Огромное помещение наполнено гулом и грохотом. Здесь стоят гидроабразивные машины, которые водой и песком, сжатым воздухом шкурят «нехудожественный» материал, снимают с него рыжую корочку окислов. Отсюда, уже абсолютно чистым, янтарь попадает в дробилку, потом на мельницу, наконец, янтарный песок смешивают с полистиролом, и он приобретает мутно-желтый цвет. Из этого «полуянтаря» прессуют камушки для бус, кулонов, браслетов...
— И все же,— говорит Анатолий,— природа — лучший художник. Иногда попадаются уникальные янтари. Это настоящие сюжетные миниатюры. В одних искрятся дождевые потоки, а за ними четко видна фигурка человека. В другом — снежная равнина с кустарником над берегом замерзшей реки, с далекой полоской леса, избами с пушистыми шапками снега на крышах...
Янтарь и море. Так и кажется, что алатырь-камень, как называли его в древности на Руси, порожден морской стихией, такой же загадочной и притягательной.
Петр Редькин
Поселок Янтарный — Москва
Боб Шоу. В эпицентре взрыва
Мой палец лежит на черной кнопке. Улица за окном выглядит безмятежно, но я на этот счет не обольщаюсь — там меня ждет смерть. Мне казалось, я готов к встрече с ней, но теперь меня охватывает странное оцепенение. Оставив все надежды на жизнь, я все еще не хочу умирать.