Журнал «Вокруг Света» №01 за 1988 год

Вокруг Света

Рыбаки Эльбы первыми почувствовали последствия «индустриализации». Сейчас в Северном море все чаще попадаются рыбы с нарывами. Причина заболеваний — отходы химических концернов. Достаточно вспомнить последнюю катастрофу на Рейне, когда в реку попали горящие химикаты со складов огромного химического концерна в Базеле. А Рейн, как известно, впадает в Северное море…

Да, похоже, самому морю и рекам с загрязнением уже не справиться. Нужна срочная помощь. Одна западногерманская фирма разработала недавно проект плавучей понтонной фабрике по сортировке и уничтожению ядовитых отходов. Она способна очищать воду и песок, загрязненные нефтью

и маслами. Словом, борется с уже свершившимся злом. Но как не допустить его?

Невзирая на протесты общественности и предупреждения ученых, строительство промышленных объектов, загрязняющих реки Западной Европы, продолжаются. В ФРГ это называется «Программой освоения жизненного пространства» И подкупленные экологи утверждают: «Река «работает» нормально...»

Следы в океане

На губчатом куске шлака сидят, прочно вцепившись в него, два сероватых существа, напоминающие стилизованные изображения факелов. Сходство усиливают известковые пластинки, похожие на язычки пламени. Это скальпеллюмы — разновидность усоногих рачков. Они попались в трал на глубине девятьсот метров, где им вроде бы делать нечего, поскольку дно сплошь выстлано мягкими илами.

Я сижу в пустой лаборатории и разглядываю это чудо природы. На илистых грунтах скальпеллюмы жить просто не могут. Их личинкам нужен твердый субстрат, к которому они могли бы прикрепиться. И здесь личинки таковой нашли — в виде вот этого куска шлака, во время оно выброшенного с какого-то судна. Почему во время оно? А вы найдите в наше время океанский пароход-угольщик! Суда ходят на соляре, в худшем случае — на мазуте. Пароходы вымерли, как динозавры. И памятью о них остался этот шлак, послуживший теперь субстратом для скальпеллюмов,— своеобразный символ вмешательства человека в жизнь океана. Символ всей совокупности тех явлений, которые называют словом «загрязнение». Не хочется повторять то, что уже написано по этому поводу — а написано много,— и я просто расскажу о некоторых собственных впечатлениях.

Что можно увидеть с борта судна? Нефтяная пленка на воде видна даже в центральных районах океана. Об этом хорошо написал Тур Хейердал... Много чего попадается в тралах или просто плавает в воде. Однажды, когда мы шли от Канарских островов в сторону Азоров, я за день наблюдений прикинул, что в среднем каждые 20 минут мы проходили мимо какого-то следа человеческой деятельности: то это были пластиковые бутылки, то просто обрывки пластика, картон, деревянные обломки и прочее, прочее... Легко посчитать — при нашей скорости в 12 узлов,— сколько рассеяно этого «добра» по поверхности океана.

На шельфе и материковом склоне Западной Африки креветочные поля усеяны пивными бутылками. Появилась даже примета: если днем в трал попадается пять-шесть бутылок, ночью можно надеяться на промысловые уловы креветок...

Тайна велосипеда

Однажды мы поймали в трал... велосипед. Практически целый и не очень заржавевший. Кто мог бросить его в открытое море — вдали от крупных портов? Я поудивлялся, поудивлялся, а потом как-то забыл о находке.

Разгадка пришла неожиданно и в совершенно другом месте. Мы работали в открытых частях Гвинейского залива, почти на экваторе. Ночью

лежали в дрейфе, изучая всякую живность, подходившую на свет, а днем выполняли гидрологические работы.

В те годы Суэцкий канал был закрыт, и нефть из Персидского залива супертанкеры везли в обход Африки. Место наших работ находилось прямо на их трассе. Раз в день — как по расписанию — в пределах нашей видимости проходил нефтяной колосс: пустой — на юг, сидящий в воде почти до обреза бортов — на север.

В тот день мы выполняли глубоководную гидрологическую станцию. Я уже опустил серию батометров, выждал положенное время и бросил посыльный грузик. Он ударил по замыкателю поверхностного батометра, тот перевернулся и освободил следующий грузик, заскользивший вниз по тросу.

Как и положено, я стоял на банкетке, и, щурясь от солнечных бликов, разбрасываемых волнами, сжимал в руке трос — вроде щупал пульс: ждал, когда легким, чуть заметным рывком троса мне просигналит очередной грузик, стукая по замыкателю ниже расположенного батометра. Эти сигналы извещали, что в черноте глубин один за другим медленно переворачиваются батометры, захватывая для исследований пробы воды.

Неожиданно меня окликнул капитан:

— Николаич! Ты еще долго?

— А что?

— Да вон, смотри, какая бандура надвигается!

Я обернулся и увидел почти на горизонте уже привычный силуэт супертанкера.

— Да он же далеко! Успеет обойти: у нас ведь сигнал на мачте есть, что мы не можем управляться!

— Может, обойдет, а лучше убраться с его дороги!

— Ну хорошо! Выбираю. Вира!

Матрос повернул контроллер, трос дрогнул, первый батометр вынырнул из воды — и пошло. Жужжала лебедка, постукивал тросоукладчик, разгуливая по направляющим взад и вперед; повизгивал блок-счетчик, и стрелки на нем согласованно бежали по кругу; подрагивал трос, сбрасывая на мою голую, давно сожженную-пережженную спину прохладные капли воды.

Я смотрел в воду, ожидая очередной батометр. Как только он, сначала проступив смутным светлым пятном сквозь синеву, выныривал из воды, я взмахивал рукой. Лебедчик переключал скорость — батометр медленно подплывал к моим рукам. Еще на ходу я привычным движением снимал посыльный грузик, бросал в ящичек, левой рукой хватал тело батометра, прижимал его к себе, а правой откручивал фиксирующий барашек. Рывок, взмах, щелчок контроллера — и я уже иду ставить батометр на его место в стойке.

Каждый раз, возвращаясь на банкетку, я бросал взгляд на танкер. Казалось, он стоял на месте — его очертания не менялись, лишь раз от разу увеличивались. Он шел прямо на нас. Капитан все чаще выходил на крыло мостика и наконец обосновался на нем, поглядывая то на танкер, то на меня.

Потом капитан сорвался с места, и я услышал, как он кричит по-английски в трубку радиотелефона, перейдя на международный канал, специально предназначенный для переговоров между встречными судами:

— Танкер, идущий с юго-востока! Ответьте двенадцать пятьдесят седьмому!

Никакого ответа.

— Танкер, идущий с юго-востока, танкер, идущий с юго-востока! Измените курс, я веду работы, не в состоянии управляться!

Опять молчание.

А контуры танкера росли — стали различимы невооруженным глазом некоторые подробности его надстройки. Огромная, с семиэтажный дом, с двумя крыльями-галереями, выступающими по бокам мостика, она, казалось, уже нависала над нашим судном...