Журнал «Вокруг Света» №01 за 2008 год

Журнал Вокруг Света

Едем — три

(Благовещенск — Хабаровск)

Не так давно, когда правительство постановило вывести из больших городов игорные заведения, было, как известно, решено сосредоточить их в четырех специальных пунктах, разбросанных по всей России. Один из них должен появиться на Дальнем Востоке . Так вот, говорят, что в качестве такого пункта здесь намечена столица Амурской области Благовещенск. Формальных подтверждений этому пока нет, но все на то указывает. Иначе как объяснить неожиданное после тысяч километров пыли и труда богатство и шик этого города? Атмосфера опять меняется до неузнаваемости, словно посреди киносеанса пленка оборвалась и пошел вдруг другой фильм. Откуда это маленькое Монако на Амуре, парад ярких ночных огней, вереницы вымытых до блеска такси у подъездов

казино и нарядные толпы в поздний ночной час? (Мы въезжали в 200-тысячный город уже ближе к полуночи.)

По другую сторону Амура-реки, которую мы впервые «настигаем» здесь, уже Китай , уездный город Хэйхэ. На вид размерами и праздничным размахом он явно уступает нашему Благовещенску — и это неудивительно. Считается, что все это игорное великолепие предназначено как раз для южных соседей, у которых, как известно, такого рода развлечения запрещены вообще. Но должен засвидетельствовать важный факт: расхожий слух о засилье китайцев в городах Дальнего Востока, о том, что там уж и европейского лица не увидишь, а русский язык почти не используется, сильно преувеличен. На вид, во всяком случае. Ночной обход Благовещенска показывает: право же, здесь легче встретить вывеску с армянскими буквами, чем с китайскими иероглифами. Веселая публика на набережных горланит песни «Любэ», под памятником «устроителю» российского Дальнего Востока графу Николаю Муравьеву-Амурскому целуются российские парочки, оплату в юанях никто не желает принимать (у меня юаней не было, но я решил устроить такую провокационную проверку).

Дальше дорога сразу вдруг становится веселее и оживленнее, а расстояния — потихоньку вновь соразмерными европейскому человеку. Деревни мелькают чаще, и жизнь в них кипит интенсивнее. Хозяева на скамеечках перед своими дворами лузгают семечки, сушатся и продаются банные веники, Хабаровский край ими почему-то славится. Появляются стога сена и стада коров, которых, как в Индии, приходится сгонять с дороги сигналами клаксона. И твердое покрытие к нам потихоньку возвращается. А дальше, за сонным промышленным Хабаровском, не встретившим нас ничем примечательным, кроме того хрестоматийного вида на длиннющий мост через Амур, который изображен на купюрах достоинством 5 000 рублей, за «стальными» его проспектами и новоделами-храмами в духе московского собора Христа Спасителя, открылся нам уже настоящий «курортный» юг.

Там, где бесконечные километры пути обрываются наконец в океан, обнаруживается один из самый величественных городских видов России — вид на владивостокскую бухту Золотой Рог с сопки Тигровая. Он ничем не уступает, к примеру, панораме Сан-Франциско с моста Золотые Ворота или Монако с крыши местного Океанографического музея

Приехали

(Владивосток)

Поистине для взгляда жителя европейской части РФ ничто так зрительно не напоминает Приморский край, как край Краснодарский. Словно зеркальное отражение через всю Россию.

Ласковое солнце, наливные помидоры длинными рядами вдоль дороги, фруктовые базары, весело галдящие «колхозники», изъясняющиеся с приятным акцентом, который напоминает южнорусский (представьте себе, даже с фрикативным «г»).

И горы. Конечно, не Кавказские, гораздо более пологие — сопки, но все-таки формирующие контрастный рельеф, по которому машины весело «поскакивают», будто спортивные самолеты перед взлетом.

И игривые карнавальные названия, так приличествующие зоне тотального отдыха: мотель «Пламенный дракон», например. Или азербайджанская чайная «Зайди сюда».

Хоть море это и носит имя Японского, но берег — наш, и залив «сугубо российский» — Амурский

И отчетливое уже — ни с чем не спутаешь — дыхание Великого океана на востоке. Он еще не виден, и до него остается добрая сотня километров, но каждый километр приближения отдается в организме. И — отдаленное громыхание летней грозы где-то над Маньчжурией, которую мы объезжаем вдоль самой границы, начиная

с Читинской области. И — приятное для глаза ощущение больших денег, торопливо вкладываемых в край. Национальный проект развития Дальнего Востока вполне материален. Какие-то заводы и электростанции, явно простоявшие десятилетие без движения, в это движение приходят. Строительные карьеры разбросаны на расстоянии чуть ли не вытянутой руки друг от друга. Тракторы в поле. Обилие автомобильных салонов в городах — Уссурийске, Артеме, Спасске. (Заметьте, продаются здесь уже леворукие, официально импортированные машины, так что праворуким «японцам» может быть вскоре составлена конкуренция — пока на трассах, конечно, левого руля днем с огнем не сыщешь.) А плакаты пестреют лозунгами вроде «Олимпиада в Сочи — залог будущего Владивостока». Какая связь — непонятно, но чувствуется, что она есть.

И наконец суша оборвалась. Оказывается, и у России есть край. Самый дальний форпост нашей цивилизации, Владивосток, развернулся перед нами всей своей задумчивой красотой. Широкий, словно чаша невиданного стадиона, Амурский залив, потайные бухты с приключенческими названиями вроде Улисс и Диомид, полуостров Эгершельд, корабли Тихоокеанского флота, мерцающие на рейде, буквально встроенная, врезанная в прибрежную скалу первая набережная линия.

Я шел по местному Арбату, короткой пешеходной улице Фокина, застроенной в основном ночными клубами и бутиками, вглядывался в океанскую даль сквозь капельки сырого тумана на очках (в городе всегда стоит муссонная влажность) и думал — как странно: большинство из нас — я имею в виду российских членов «команды» — никогда здесь раньше не бывали. И вряд ли снова приедут без особого дела. Мы находимся за семь тысяч километров от своих домов. И тем не менее мы — дома. Мы в своей стране, и нам хорошо здесь.

Алексей Анастасьев

Удел - безумие

Какие ассоциации первыми приходят в голову при слове «психиатрия»? Помещение с решетками на окнах, в котором дюжие санитары запихивают в смирительную рубашку или привязывают к кровати несчастного, кричащего, что он — Наполеон. Глухая высокая стена по периметру, через которую узники-пациенты все время пытаются сбежать. И полная безнадежность: от «этого» не лечат... Современная психиатрия мало похожа на такой гротеск, но это не значит, что проблема душевного здоровья решена или хотя бы не столь остра.

Если медицина как система представлений о болезнях и их лечении известна с древнейших времен, если история хирургии, фармакологии, эпидемиологии, диетологии и ряда иных разделов врачебной науки насчитывает тысячелетия, то психиатрия — дисциплина поразительно молодая. Разумеется, психические расстройства сопутствовали человечеству на протяжении всей его истории, но отношение к ним было совсем иное, нежели к болезням тела. Обычно в них видели проявление какой-то чуждой, сверхъестественной воли. На практике же душевнобольных (особенно отличающихся опасным или непристойным поведением) обычно старались изолировать в специальных приютах, запирая их в тесных помещениях и сверх того сковывая цепями. И хотя в XVI веке немецкий врач Иоганн Вейер предположил, что «разум так же подвержен болезням, как и тело», эти идеи еще долго никак не сказывались на реальном обращении со «скорбными разумом».

Считается, что психиатрия как самостоятельный раздел медицины родилась в 1793 году в революционной Франции , когда врач и комиссар Конвента Филипп Пинель снял цепи с узников парижского мужского приюта Бисетр, а затем и женского — Сальпетриер. Однако этот важный в моральном и юридическом отношении шаг почти не приблизил врачей к пониманию природы душевных болезней. Становление научной психиатрии началось только в последние десятилетия XIX века, когда наблюдения медиков стали складываться в устойчивые, закономерные сценарии развития типичных недугов. В 1896 году немецкий психиатр Эмиль Крепелин предложил разработанную им классификацию душевных болезней, которой (естественно, с многочисленными изменениями и уточнениями) мировая психиатрия пользуется до сих пор.