Журнал «Вокруг Света» №03 за 1987 год
Шрифт:
— Ой, какие розовые глазки! — Жена поманила ее:— Иди-ка сюда.
Зайчиха осторожно понюхала ладонь и стукнула об нее лапкой.
— Ишь ты! — изумился браконьер и повертел раскрытой пятерней у виска.— А ведь шурупит...
Все трое долго и задумчиво рассматривали население гостиной, качали головами. Казалось, и у них тоже что-то «зашурупило»...
А сейчас из-под письменного стола вспыхивают желто-красными елочными лампочками глаза песца Рекокальгына. Его принесли пастухи, гнавшие стадо на пастбище, найденное агрометеорологами и проверенное директором совхоза и главным зоотехником. Оно лежит в
Вот удивительно: собрались охотники и дичь, а никто никого не обижает.
Жена вдруг спохватывается:
— Ну-ка, дети природы, быстро кушать!
Куры, зайцы и мыши получают запаренный комбикорм, а песец и сова — по кусочку мяса. Рекокальгын обнюхивает еду, слизывает потекшие слюни и косо смотрит на нас. Пока осторожничает. Уйдем из комнаты — съест. Сова тоже ждет, а чтобы мясо «не убежало», цепко накладывает на него когтистую лапу...
Гололед, даже такой небывалый, не в состоянии поразить сплошь всю территорию, особенно горную: в каждой долине свой микроклимат. Есть и такие, где царят нисходящие потоки воздуха, которые не позволяют тучам надолго зависать здесь и спасают местность от лишней влаги. В сырой мути дождливых дней над такими долинами часто светят голубые небесные отдушины...
Пока мы собирали чай, один из пастухов занес с улицы завязанную в рукавах и по подолу ситцевую камлейку, с хрустким стуком опустил ее на пол. Там оказался свернутый в кольцо песец.
— Рекокальгын,— сказал пастух.— Еще чуть-чуть — совсем подохнет.— И он колупнул лед, прилипший к меху зверька.
Я положил песца в угол, под стол, и к концу чаепития он зашевелился, начал обгрызать подтаявшие ледышки. Ожил, но из-под стола ни шагу. Только через два дня освоился, сам вытолкнул отпавший кончик собственного хвоста. Ничего, при таком бедствии потеря мизерная!
Поев и выпив два чайника чая, пастухи собрались идти дальше. Я вышел проводить их, заодно взглянуть и на стадо.
Домашний чукотский олень — зверь полудикий. Пастухов признает, а постороннего человека не подпустит. Сейчас я забрался в самую гущу стада, но животные не шарахаются, как бывало, а уныло стоят, опустив рогатые головы. У некоторых на ногах кровь — пытались пробить лед, добраться до корма. Бока запали, шерсть местами сбита в култуки — признак недоедания. Те, что ближе, тянут морды, нюхают, фыркают. Они тоже ищут помощи у человека.
В ночь на двадцать восьмое ноября в стены дома застучал ветер. А к утру засвистел, завыл каким-то диковинным голосом. Исчезли в нем привычные шипящие звуки: снега-то нет, а от пляски по скользким льдам только свист получается.
Мы ходили по тундре, прихватив пешню. Лед везде толстый, от одного до трех сантиметров. Там, где лежали наметы, под ним образовалась плотная снежная корка до двадцати сантиметров, ниже — мелкими кристалликами сыпучий снег. На обдутых местах лед от самого грунта.
Разогнав лилово-красные тучи, ветер к середине дня притих. Вышла полная луна. После недавнего затмения мы увидели ее впервые. Она была удивительно чиста и висела над самым горизонтом.
— Примите штормовое
Уголь в печах перестал тлеть, пламя сразу поднялось и взревело, над трубами заметался белыми хлопьями дым.
— Пурга идет,— подытожили мы наши домашние приметы.
К вечеру ветер затрепыхался вновь, зарыскал по тундровым закоулкам и потихоньку закрутил слабые вихри поземки. А к ночи нагнал холод — минус двадцать. Прояснилось и выплыло из кисейных туманов обычное зимнее небо: синее с чернью и бисером звезд. А на северной его стороне, как всегда к морозам, повисла светло-зеленая мерцающая дуга.
Мы выпускаем пассажиров нашего ковчега. Навстречу серым морозным клубам, ползущим в распахнутую дверь, первым осторожно выходит Рекокальгын. Задрав нос, водит его кругами, ловит с порога запахи живого мира. Затем делает прыжок на улицу, пробует вскачь бежать к кустам, но тут же шлепается и долго скользит, беспомощно растопырив лапы. Полежав, он осторожно поджимает лапы и только тогда встает. Оглянувшись на нас, Рекокальгын медленно уходит в хрусткие заледенелые кусты.
Заяц Черные Уши, дергая носиком, робко перепрыгивает порог и мягко шлепает к бугру Евражкин Дом. С него можно оглядеться. Рядом, боясь остаться одна, поскакивает обретенная в беде подружка Розовые Глазки. На крыше Евражкиного Дома они останавливаются и смотрят вокруг. Все голо и неестественно блестит, а под лапами нет привычной упругой опоры — снега. Земля залита жидким стеклом, какой можно встретить только на зимних реках. От него травоядные всегда стараются быть подальше, и уж ни в коем случае нельзя выбегать на эти скользкие полосы. Особенно когда тебя преследует Ины — полярный волк. А тут все кругом как замерзшая река. Что делать?
Заяц Черные Уши поворачивается и смотрит на Дом. Если его позвать, наверное, вернется?
— Идите, не бойтесь! — машет жена.
Куропатки выходят тоже робко, вытянув шеи. Спархивают от крыльца и планируют своим неподражаемым куриным полетом в ближайшие заросли ольховника. Там, потрепыхавшись и приведя в порядок оперение, пробуют что-то клевать, дергают ветви — да пока все покрыто льдом...
Но вскоре ветер начинает дуть ровно, постепенно набирая силу. В северо-западной стороне неба виснут штормовые блины туч — отсюда ветер всегда приносит летом дождь, зимой жесткий снег, который сейчас как раз и нужен. Он обточит лед на кустарниках, освободит кору и почки, наждаком пройдется по ледяным коркам, заляжет новыми теплыми сугробами.
А ветер уже вздымает первые снежные вихри, закручивает высокими спиралями их дымные верхушки и гонит по ледяным равнинам.
— Слышишь? — говорит жена.— Какой-то звон. Мелоди-и-ичный...
— Это ветер обивает лед с кустарника. Сейчас он главный спаситель...
Чаунский район, Магаданская область
Николай Балаев
Когда раскололось небо
Диверсант. Дилогия
Фантастика:
альтернативная история
рейтинг книги
