Журнал «Вокруг Света» №03 за 1995 год

Вокруг Света

...Этот магазин в центре Шарджи наши соотечественники назвали «паровоз», и, надо сказать, назвали очень точно. Здание состоит из нескольких вагонов-секций, соединенных наземными и воздушными переходами. Закругленные крыши и многочисленные «трубы» довершают сходство. Точное назначение «труб» выяснить мне не удалось, но подумалось — может, это башенки-вентиляторы с отверстиями, открытыми всем ветрам? Ведь такие башенки встречаются на востоке в сельских традиционных домах, сложенных из сырцового кирпича. А «паровоз» выглядел очень по-восточному — арки, прорези, витиеватые орнаменты...

Чтобы обойти все вагоны и заглянуть в каждую лавочку-купе, и дня не хватит. Тем более, что с 12 до 4 дня, в самые жаркие

часы, магазин закрывается. Здесь есть все — и заморские, и местные товары, и должно торговаться, насколько хватит терпения, красноречия и дирхамов, конечно. А если что-то из товаров, на чем ты остановил взгляд, не подходит по размеру или цвету, продавец, любезно улыбаясь, тут же позвонит по телефону, и вот уже несут... Я знала, что Шарджа славится своими, коврами и золотыми изделиями. И торчала в этих лавочках, не в силах оторвать глаз от блеска и разноцветья товаров, пока продавцы не стали посматривать на меня с подозрением. Но ни один из них ни словом, ни жестом не поторопил назойливого непокупателя. Они торговали с достоинством, и мне вспомнилось восточное изречение: «Только потомком Пророка быть почетнее, чем торговцем».

Если в «паровозе» атмосфера почти рыночная, свойская, то этого не скажешь о больших магазинах, куда можно въехать на машине и, оставив ее на первом этаже, подняться на второй, третий, а там добраться и до ресторана на крыше с итальянской, китайской, индийской кухней. В таком магазине уже не поторгуешься, и цены здесь пишут не в дирхамах, а в долларах, но внимание продавца к покупателю — неизменно.

Вот маленькое кафе. Прямо у входа, на глазах прохожих жарятся в гриле золотистые куры; с дымящейся на углях баранины, возвышающейся конусом, веселый официант-малаец ловко срезает готовые ломти мяса... Уложив их на горячие лепешки, которые пекутся на железном листе тут же, почти на улице, он исчезает с ароматным подносом в открытых дверях своего заведения, словно приглашая последовать за ним — занять первый свободный столик, уставленный соусницами. (Но выпить, кроме запотевших бутылочек кока-колы или оранжада, ничего не предложат: в Шардже сухой закон. Говорят, если пьяный появится на улице, ему грозит яма-тюрьма на месяц и десять тысяч долларов штрафа.)

И еще одно наблюдение. В магазине «24 часа», где я была уже заполночь, меня удивило обилие детей. Дневная жара диктовала, видимо, свой ритм жизни... Дети были с родителями, но как бы и сами по себе. И вели себя очень раскованно: трогали игрушки, бегали из зала в зал между прилавками, а один мальчонка ухитрился забраться в витрину и расхаживал среди космических ракет и плюшевых слонов как у себя дома. И никто на детей не кричал, и они не боялись взрослых, и взрослые не опасались за них.

А в ночь отлета я стала свидетелем такой сценки.

...Неподалеку от огней аэропорта, как бы в развилке скоростных магистралей, ярко зеленела освещаемая огнями машин лужайка. Одна из машин остановилась у бордюра, и из нее высыпало большое семейство. Дети бегали по траве, мокрой от ночной росы, кувыркались и радостно визжали. Их отдых был, конечно, непохож на тот, которому предаются очень богатые люди в этой очень богатой стране: демонстрируя верность бедуинским традициям, они выезжают весной в пустыню, разбивают шатры и охотятся с борзыми собаками и ловчими птицами на газелей и дроф. Но кроткое прикосновение к природе, пусть городской, — состоялось, и это радостное завершение дня не уйдет, наверно, из памяти детей и тогда, когда они станут взрослыми...

Под сводами очень современного и по-восточному богатого аэропорта раздавался голос муэдзина (видимо, с ближайшего минарета), и мужчины в белоснежных

галабеях стояли на коленях — в специально устроенных нишах с ковриками на полу. Они молились, а за их спинами текла жизнь большого аэропорта и диспетчер продолжал объявлять на разных языках о ближайших уходящих в путь караванах.

Я опасалась, что после нескольких дней пребывания в Шардже наш ИЛ-76 не взлетит. Ящики занимали все чрево самолета, до потолка. Немногочисленные пассажиры сидели на узенькой скамеечке, тесно прижавшись друг к другу. Коридорчик в полшага шириной отделял нас от перетянутой веревками, закрепленный растяжками груды вещей. Да, Шарджа — настоящий «дом караванов» — так дословно переводится с персидского «караван-сарай».

И в магазине «24 часа» (он торгует круглые сутки), даже если ты пришел среди ночи, чтобы купить какую-то мелочь — пачку ли печенья или гроздь бананов, — не увидишь на лице продавца ни тени неудовольствия и усталости. Только приглашающая улыбка.

Умение торговать, даже, пожалуй, искусство торговать здесь отшлифовано веками. Когда-то, давным-давно, жители прибрежных поселений, стремясь наладить торговые связи между юго-западной и южной Азией, бесстрашно пускались в дальние плавания, становясь первыми навигаторами в Индийском океане. Ну а сегодня это умение проявляется — как частность, конечно, — в объявлениях, написанных по-русски и висящих в некоторых магазинчиках: «Здесь самые дешевые и самые лучшие товары». Торговцы быстро среагировали на приток новых покупателей и стараются заполучить российского челнока, который с блуждающе-целеустремленным взглядом двигается меж торговых рядов, еле отрывая от земли гигантскую клетчатую сумку...

Шарджа, ОАЭ Лидия Чешкова, наш спец. корр. / Фото автора

Бродячие мамонты

Кто летал и плавал в Арктике, зимовал на дальних «полярках» и дрейфующих станциях, испытал чувство постоянной опасности и риска — тот знает, как нарастает внутреннее напряжение и нервы становятся похожими на перетянутые струны гитары. Достаточно легкого прикосновения — и они оборвутся. И есть только одно-единственное лекарство, чтобы выйти из подобного состояния. Это — смех. ((Драгоценный дар, — как заметил Сомерсет Моэм, — ниспосланный нам Богом. Он облегчает нашу жизнь в этом смешном мире и помогает терпеливо выносить удары судьбы». Помню, я как-то спросил одного опытного начальника полярной экспедиции:

— Кого бы вы предпочли взять к себе? Посредственного специалиста с хорошим характером или знающего — с плохим?

— Я бы отдал предпочтение первому, — отвечал тот. — Первый, конечно, может испортить прибор, но второй — способен развалить целый коллектив. В Арктике ценят шутку, смешную историю, остроумный анекдот. Но особым почетом пользуются розыгрыши. Мне рассказывали о них в палатках на дрейфующих станциях, в кают-компаниях далеких полярных обсерваторий, за столом на арктических аэродромах. Иногда я и сам бывал их автором, а порой — жертвой.

ТАСС уполномочен заявить

«Мороз и солнце, день чудесный, еще ты дремлешь, друг прелестный», — раздался за кирзовой стенкой палатки знакомый голос, и через пару секунд в облаках морозного пара в палатку ввалился мой приятель аэролог Вася Канаки. Присев на ящик с полуфабрикатами знаменитой фабрики А.И.Микояна, он приподнял крышку нашей кастрюли, в которой булькали пельмени, и сказал, потирая застывшие руки: