Журнал «Вокруг Света» №03 за 1995 год
Шрифт:
— Выключай свое варево. Объявлен общий сбор. По случаю Первого мая начальство устраивает той. Натягивай доху и — вперед. В просторной штабной палатке за накрытым столом уже собрались почти все обитатели ледового лагеря Высокоширотной воздушной экспедиции. Кто не мечтал оказаться за таким праздничным столом у самого Северного полюса!
Все были чисто выбриты, надушены, в белых рубашках, выглядывавших из-под суконных курток и толстых свитеров. Позабыты на время многочасовые бодрствования у теодолитов на 45-градусном морозе, бурение лунок в твердом, как бетон, льду, бесконечные промеры океанских
Сейчас все — по боку. Хлопают бутылки с шампанским, золотится коньяк и стол украшен яствами, многими давно позабытыми. Все расслабились, зашумели. Потекли анекдоты, байки. Рассказчики сменяли друг друга, изощряясь в остроумии. Только мой сосед, известный профессор-геофизик, сосредоточенно ковырял салат, изготовленный местными умельцами, и лишь иногда криво улыбался, когда анекдот казался ему уж слишком соленым. Вид у него был такой уксусный, что у меня родилась идея: ну, я тебя расшевелю, — естественно, это я сказал про себя.
— Кто сегодня слушал последние известия? — выбрав момент, когда затих смех, спросил я. — Никто? Так вот послушайте новость. Передавали сообщение ТАСС...
— Определенно, о нашей экспедиции, — хохотнул Иван Черевичный.
— До чего ж ты, Иван Иваныч, догадливый.
Все навострили уши, поняв, что грядет хохма.
— Так вот, ТАСС сообщил, что американцы сделали заявление о предполагаемом испытании атомной бомбы в районе Северного полюса в середине мая. Но, поскольку в районе Северного полюса работает советская экспедиция, испытание будет перенесено на август месяц. ТАСС уполномочен заявить, что ни какой советской экспедиции в районе Полюса не существует.
Наступило короткое молчание. Пока сидевшие за столом осмысливали сказанное, мой сосед тихо поднялся и исчез за входным пологом палатки.
Минут через тридцать я покинул еще сотрясавшуюся от хохота компанию и выбрался наружу — подышать свежим воздухом. Каково же было мое удивление, когда я увидел, что мой сосед по столу, вытащив из палатки ящики, аккуратно пакует свои драгоценные приборы...
Больше он в экспедиции не ездил.
Часы со шмидтом
Хозяин этого кабинета, в старинном здании на улице Разина, 9, знал все. Сюда из самых глухих углов Арктики тянулись невидимые нити радиоинформации. Он знал, что делают, о чем говорят и чем дышат десятки тысяч тружеников полярных станций, портов и аэродромов. Как выполняются планы угледобычи в Тикси, с кем гуляет жена радиста в Певеке, о чем беседовали за свадебным столом на Диксоне, отчего поссорились «Иван Иванович с Иваном Никифоровичем».
Но то, что происходило в последние дни, повергло его в недоумение и гнев. Вот уже целую неделю к нему на стол ложились загадочные радиограммы, разные по стилю, но совершенно одинаковые по содержанию.
«Коллектив аэропорта Нарьян-Мар убедительно просит зарезервировать четыре комплекта часов со
Начальник прикурил новую папиросу от догоревшей и нервно ткнул в кнопку звонка. В просвете дверей тут же появилась сухопарая фигура помощника.
— Ты можешь мне объяснить, что это за хреновина такая? Что за штука — «часы со Шмидтом»? Провокация какая-то.
Он пододвинул к себе красную папку с ворохом радиограмм, лежавшую на столе, обширном, как волейбольная площадка, и протянул оробевшему помощнику зеленый бланк, украшенный в верхнем правом углу черным штампом «секретно».
— Ничего не понимаю, — смущенно пролепетал помощник. — Разрешите разобраться.
— Вот-вот, разберись и через час доложи.
Не прошло и часа, как помощник вновь возник перед грозными очами шефа.
— Разобрался?
— Так точно. Это — проделки Кекушева.
— Кекушева? А при чем тут Кекушев?
— Кекушев летает первым механиком на самолете Головина. Головин следует по маршруту Архангельск — Мыс Шмидта. Вот взгляните, — помощник положил перед начальником карту Арктики. — Я сверил время посадки самолета в каждом аэропорту и даты радиограмм. Радиограммы уходят или в этот день, или на следующий.
— Ладно. Иди, работай. Вернется Головин — Кекушева немедленно ко мне.
Николай Львович Кекушев был человеком неординарным. Вся полярная авиация знала его не только как блестящего специалиста по авиационной технике, но и как великого мастера розыгрышей. Недаром жертвы его шуток прозвали Кекушева Николаем Леопардычем.
История с часами, как вскоре выяснилось, началась так.
Первым аэродромом посадки был Нарьян-Мар. Экипаж, закрепив машину и зачехлив двигатели, проследовал в столовую, где его ждал традиционный обед по всем правилам полярного гостеприимства — с копченой рыбой, наваристым борщом, отбивными из оленины и сладким компотом. Наполнив стаканы спиртом, принесенным механиком в объемистой фляге, именуемой «конспектом» (бидон со спиртом — противообледенителем носил название — «первоисточник»), произнесли тост за полярных летчиков, и трапеза началась.
Поговорили о московских новостях, о погоде на маршруте, о женщинах, а когда перешли к любимой песне полярных летчиков «Летят утки и два гуся», Кекушев, обняв начальника аэропорта за плечи, доверительно зашептал ему на ухо:
— Слушай, Петрович, ты же знаешь, как я тебя уважаю, вот и хочу тебе один секрет открыть. Только ты обещай — никому ни гу-гу. Иначе подведешь меня под монастырь.
Начальник поклялся, что будет нем, как могила.
— Тогда слушай. Второй часовой завод подготовил полярникам сюрприз: новые часы. Особенные. Корпус из самолетного дюраля. А на циферблате вместо обычных цифр — головы полярных героев: Водопьянова, Молокова, Слепнева и других. Но самое интересное — в центре циферблата маленькое окошечко, и из него каждый час выглядывает голова Шмидта и называет время.