Журнал «Вокруг Света» №04 за 1971 год

Вокруг Света

На экране вырисовывается кнехт, обросший ракушками.

— Вот видно хорошо... Держи еще. Гена, теперь притапливай камеру...

Кнехт уплывает куда-то за рамку, и видно лишь движение воды.

— Направил вниз....

— Иди на погружение...

И снова движение воды на экране, затем чувствуется, что камера остановилась, и сразу же голос водолаза:

— Нахожусь на грунте.

К телеэкрану вплотную подходит Вадим Борисов, инженер по судоподъему, который, если

«Краб-2» даст хорошие результаты, будет вот так же у камеры руководить работами водолазов. Он берет у Виктора микрофон:

— Двигайся ближе к судну. Еще ближе...

На экране появляется кривая носовая кромка, обросшая водорослями. Водоросли плавно покачиваются в воде.

— Дайте свет, — слышится в динамике голос водолаза. — Вода мутная.

Видно, как под водой вспыхнул свет, и изображение на экране стало гораздо отчетливее. Различаем какие-то цифры.

— Подойди еще ближе, — просит Борисов.

Вокруг телеэкрана собрались и матросы и водолазы. Все внимательно смотрят на экран, чувствуется напряжение, все молчат. Ребята-водолазы не очень-то оптимистично смотрят на «затею» с «Крабом». Дадут ли «добро» оба инженера?

— Гена, направь камеру на цифру.

Сквозь водоросли на экране приближается и увеличивается цифра.

— Какую цифру видишь?

Видно, как Гена протирает рукой цифру, очищает от водорослей.

— Кажется, восемь, — донеслось из динамика.

И вот наступил момент, когда чаша весов склонилась в пользу «Краба-2». Борисов переглянулся с главным инженером, Виктор улыбнулся, а ребята зашевелились. На экране четко была видна цифра «3». Это значит, что камера видит в воде лучше, чем водолаз! И по улыбкам, взглядам и движениям чувствовалось, как все довольны: телеглаз работает отлично.

А Борисов снова командует:

— Теперь отойди метра на два-три и притопи камеру вниз, к грунту.

Нос судна пошел вверх, и снова изображение остановилось. Отчетливо была видна часть судна, занесенного грунтом.

— Теперь иди от носа налево, покажи, как занесло.

— Понял.

Изображение в кадре начало смещаться вправо. Кривая линия поднимается все выше — значит, здесь судно занесено грунтом еще больше. Пока водолаз медленно передвигается с камерой, на экране ясно вырисовывается грунт и то, как глубоко засело в нем судно. Влево, еще влево — песок, мелкая галька, ракушки, водоросли н, наконец, вертикальная кривая. Четко видна разорванная взрывом кромка обшивки...

Я смотрел на экран, но мысленно был уже далеко, в проливе Лаперуза. Два года назад в густом тумане и на полном ходу корейское рыбацкое судно выскочило на рифы у мыса Крильон, почти у самого берега. А в ближайшем порту Корсакове, так же как теперь «Посейдон», стоял в получасовой готовности спасатель и по сигналу вышел на помощь. И все наготове: стотонный плашкоут, электросварочные агрегаты подводной сварки и резки, компрессоры, насосы, средства противопожарной безопасности и многое другое. Но не было вот такого телеглаза. На воду спустили шлюпку, и штурман руководил промерами глубин. Самое главное — это получить картину рельефа дна, узнать, как судно сидит на камнях, чтобы, стягивая и разворачивая его, не повредить еще больше. И в воду один за другим уходят водолазы. А на борту ждет инженер. Что скажут водолазы, когда поднимутся? Какие вокруг судна камни? И вот после того, как сделаны промеры и водолазы рассказывают, что же они увидели, — инженер составляет на планшете приблизительную картину дна. На это уходит много времени. Да и ошибиться нетрудно. В конце концов тогда суденышко сняли с камней, и я увидел его поднятым на слип. Две пробоины на днище, смятые и покореженные бортовые кили, сломан винт. Все это видели водолазы, но не видел инженер,

не видел он и многое другое... А если бы тогда на борту был телеглаз? Инженер мог бы руководить водолазами, как сейчас руководит Борисов, и, что самое главное, по увиденным на экране деталям и сопоставлению данных промера ов мог бы гораздо быстрее определить и характер грунта, и как сидит судно, и в какую сторону стягивать его.

...Обходя нас стороной и замедлив ход, плывет работяга-буксировщик: флаг у нас еще не спущен. Но водолаз уже стоит на трапе. Ребята отвинчивают иллюминатор шлема, кто-то раскуривает сигарету, и Гена одними губами принимает ее и жадно затягивается.

— Ну как? — спрашивает он.

— Как в кино, — отвечает второй водолаз. — Штука нужная...

Возвращаемся в порт. Успели вовремя, потому что показался плавкран: он шел поднимать то, что мы видели на экране. Солнце, ветра нет. Кажется, погода обещает быть хорошей, но осень — самое коварное время.

С моря порт кажется еще красивее. Он виден по горизонтали и в перспективе. При взгляде на белые корпуса кораблей невольно думаешь о «Крабе-2». Пока он «видит» на расстоянии нескольких метров. Но это пока... Телеглаз поможет гораздо быстрее осматривать флот, грамотнее вести подводный судоремонт и судоподъем, лучше эксплуатировать причалы... Пока есть туманы и штормы, рифы и скалы, у причалов будут стоять носом в море и кормой к берегу спасатели, а напряжение «получасовой готовности» хоть немного снимет телеглаз и придаст всем звеньям аварийно-спасательной службы уверенность, быстроту и точность, которые так необходимы, когда в эфире раздается «SOS».

Н. Сафиев, наш спец. корр.

С тройкой через океан

Американские встречи спортсмена-конника

— Вы собираетесь наконец работать? — спросил Томас Кингсли, на чьей ферме мы жили с тройкой наших рысаков.

Долго терпел он, наблюдая наше типично ипподромное шаманство: сдувание пылинок с лошадей, проводки в руках под попонами, теплая водичка по утрам, а главное — не перетрудить работой, лишней ездой! Он видел, что мы не бездельничаем, толчемся вокруг лошадей с утра до вечера, но все это было не в его вкусе. Долго терпел Томас Кингсли-ковбой, но тут не выдержал.

Когда мы с тройкой пересекли Атлантику, на вероятный вопрос: «Что вы хотели бы увидеть в Америке?» — у меня был готов ответ: «Ковбоев». И вот неожиданно без всяких предисловий мы оказались с ковбоем лицом к лицу. Томас вообще был немногословен, но, как это бывает с молчаливыми людьми, взорвавшись, уже не мог остановиться.

— Поймите меня правильно, — говорил он, — вы конники-спортсмены, а я ковбой. И лошадь и езду я понимаю как ковбой. Поймите правильно, я не намерен вас обидеть. Мы, люди Северной Дакоты...

Разговор происходил в Огайо, но для Томаса не существовало ничего, кроме Северной Дакоты, откуда он был родом.

— Мы, люди Северной Дакоты, как все ковбои, грязь допускаем только на сапогах, а в душе ее не держим и чужой труд умеем уважать. Только у вас своя езда, а у меня своя. Что лучше, судить не буду. Вам, наверное, следовало остановиться в другом месте, где есть спортивный манеж, есть тренеры, которые занимаются этой... этой... — Томас искал слова помягче, но ясно, что хотел сказать «чепухой».