Журнал «Вокруг Света» №06 за 1994 год
Шрифт:
— А вы не испугаетесь?
— Но ты же будешь следить, чтобы с нами ничего не случилось, не так ли?
— Хорошо, я приду, — сказал Фернандо, — а ты проси повелителя, чтобы он даровал нам свою дружбу.
— Договорились. Так и должно быть, повелитель животных.
Так лейтенант получил еще один титул.
После обеда посланцы пошли осматривать город.
Чима показал белым все, что они хотели посмотреть: мастерские художников, гончаров и мастеров украшений из перьев, рынок, где продавались различные товары, раскупавшиеся жителями других районов страны, — золото,
— Разве после увиденного вы сможете утверждать, что они дикари? — спрашивал Фернандо монаха.
— Но они язычники, — возражал угрюмо брат Корнелий. — Я не вижу ни одной церкви в этом городе. Однако они у них обязательно будут — с башнями, колоколами и святыми алтарями, чтобы ересь и грехи были изжиты повсюду.
— Конечно, падре, это будет, но это должно произойти без войны, по-доброму...
— По-доброму? Брат Фернандо, что за путь ты выбираешь? Ты думаешь, что языческий князь откроет свое сердце словам всевышнего? Ты разве не видел, как невнимательно этот языческий вождь рассматривал святое писание?
— Он сказал: «Она не говорит мне ничего». И это понятно, падре, он же не знает об умении писать и читать.
— Увидим, как он отнесется к живому слову Бога, и будет ли он от этого проклят или спасен. И если он не примет святого крещения, мы отряхнем прах с наших ног и уйдем. Но потом придем опять, покарать их огнем и мечом.
— Посмотри на эти прекрасные сады...
— Они будут растоптаны!
— Дворцы...
— Они будут преданы огню!
— Брат Корнелий, во имя Господа Бога, будь милосердным к нищим духом! Они живут по воле всевышнего и его законам, не зная этого. Они почитают плодородие, солнце и луну, свет которых их восхищает и пугает. Разве ты хочешь осудить их на вечные муки, прежде чем они научатся понимать?
— Я молюсь день и ночь за них. Но я молюсь и за тебя, брат Фернандо. Я постоянно молчал в эти дни, и дальше буду молчать, но мои глаза открыты, и уши тоже начеку.
Чима шел рядом с ними, опустив голову. Он разобрал не все из этого напряженного разговора, но прекрасно понял его смысл. Неужели священнику не по нраву прилежные работники, улыбающиеся женщины, веселые дети на улицах? Что на земле может вызвать улыбку и доброе слово у этого священника? Может быть, его разбудит сегодняшний праздник?
— Сегодня вечером в вашу честь будет праздник, ваше преподобие, — сказал Чима по-испански.
— От этого праздника я буду держаться подальше, сын мой, — ответил доминиканец мрачно, — и, если ты хороший христианин, ты тоже туда не должен идти. Эти праздники — порождение темных сил сатаны, они отвращают людей от святого пути.
— Мы не должны отсутствовать, чтобы не обидеть ципу, — сказал Фернандо.
— Ты можешь участвовать, брат Фернандо, но все-таки не забывай, что облечен полномочиями императора и находишься под покровительством креста.
— Я помню об этом, брат Корнелий.
— Я хочу сегодня вечером обдумать свои дела и поступки, — проговорил доминиканец, — и ты, сын мой Чима, разделишь со мной мои молитвы. Будь стойким и окажи сопротивление соблазнам этого праздника. Ты же христианин, ты первый из твоих
Чима молчал. Не принять участие в празднике? Почему же? Здесь монах не имеет над ним власти, ведь Чима — представитель высшей знати-уцакве. Учение белого Бога... Оно осталось ему чуждым, несмотря на крещение и торжественный обет.
Но он еще не освобожден ципой от службы испанцам, Чиме надо возвратиться с белыми в лагерь, как только состоится заключение договора. И остаться тайным осведомителем в стране чужеземцев. Чима заставил себя согласиться с желанием священника.
— Я слушаюсь, ваше преподобие, — сказал он, хотя все его помыслы были на празднике.
Аита
Все началось с вступления барабанов. Через сады доносилась ритмическая дробь. Эти звуки поневоле заставляли быстрее пульсировать кровь, а ноги сами просились в пляс. Однако коричневокожие женщины и мужчины стояли в ожидании на галереях и подходах к залу. Они попивали чичу и пульке, покуривали зуагуай (табак), ели маисовые лепешки и фрукты, шепчась и посматривая на взнузданную лошадь Фернандо, беспокойно стоявшую на садовой дорожке.
Наконец появился паланкин с ципой. Вельможи и свита сразу задвигались, когда повелитель вышел из паланкина и уселся в своей ложе, завешенной красивой драпировкой так, чтобы он хорошо мог видеть происходящее на большом дворцовом дворе.
Загремели барабаны. Фернандо вскочил на коня. Он был одет в одежду чибчей, еще с утра очень понравившуюся ему. Теперь он отличался от окружающих только цветом кожи, но вечерний сумрак старался устранить и это различие.
Люди затаили дыхание. Всадник возвышался перед ними как статуя и, успокаивая лошадь, ласково похлопывал ее по шее. Она отвечала тихим ржанием.
Фернандо пустил коня короткой рысью и перед ложей повелителя чибчей, подняв руку, приветствовал его. Потом он поднял коня на дыбы. Конь, перебирая передними ногами в воздухе, повернулся на задних ногах и встал на все четыре. Фернандо повторил этот впечатляющий номер несколько раз. Чибчи испуганно и с удивлением следили за представлением, барабаны гулко гремели, а удары копыт отдавались диким стаккато. Все зрители единым вздохом перевели дыхание.
Лошадь, переступая с ноги на ногу, стояла на месте, прядая ушами и блестя глазами. Следующим был дикий галоп, настоящая атака на сердца коричневокожих зрителей. Копыта забрасывали песок на галерею, где участники праздника зачарованно наблюдали за вольтижировкой Фернандо, как за чудом небесных сил.
Потом случилось совсем невероятное. Проезжая мимо ложи ципы, Фернандо вдруг остановился, соскочил коня и приветствовал повелителя страны, на мгновение отдернувшего занавеску, чтобы на глазах всего народа показать чужеземцу свое лицо еще раз. И, о чудо! Ни с всадником, ни с конем ничего не случилось.
Потом начались танцы. Напротив ложи ципы образовалось девять рядов танцующих, державшихся за пояс впереди стоящего. Сближаясь мелкими легкими шагами, они образовали девять кругов, которые вскоре распались, образовав длинную переплетавшуюся змейку, по сигналу тоже рассыпавшуюся на девять рядов самозабвенно танцующих индейцев.