Журнал «Вокруг Света» №08 за 1984 год
Шрифт:
И вот красные ракеты. Вздрогнула земля — начался артналет. Ударили и мы. Противник не был укрыт: его танки, пушки просматривались хорошо. И наши самоходчики первыми же выстрелами накрыли несколько целей. А затем все потонуло в облаке дыма и пыли.
Появились наши Илы.
Танки тронулись в атаку, стреляя с ходу. Они шли немного в стороне, а мы — как бы у них на фланге. Несколько прицельных залпов наших самоходных установок сделали свое дело. Крупнокалиберные снаряды быстро заставили замолчать врага на участке, который атаковали танки. Конечно, это была только
Бой за Озерцы завершился преследованием противника. Танкисты устремились на Толочин — крупный узел железнодорожных и шоссейных дорог. До него было рукой подать — с пяток километров. А в Озерцах мотострелки остались очищать его от уцелевших гитлеровцев.
В Толочине противник чувствовал себя, видимо, уверенно и в безопасности. Во всяком случае, до последнего дня туда подходили эшелоны с запада, и то, что наши танкисты ворвались в городок, для фашистов было как гром средь ясного неба.
Началась паника.
Батальоны Фещенко и Калашникова завязали уличные бои. Противник ведет огонь с чердаков и из подвалов. Нам приказано обойти городок и выйти к станции, не допустить отхода эшелонов и отхода вражеских коланн. Но самоходки Величая и Крашенинникова с десантом саперного отделения уже вышли на окраину вместе с танками. Так было заранее решено, если потребуется подавить врага в каменных зданиях. Этот десант появился у нас после случая на опушке рощи. Комбриг, отчитав нас за задержку, тут же приказал выделить нам отделение саперов.
Помню, когда они прибыли, седоватый, усатый сержант доложил:
— Вот прибыли, сынок, вам на подмогу. Всю войну тропим, теперь и вам дорогу смастерим.
Его боевые награды, вылинявшая гимнастерка, видавшая виды фуражка говорили, что он воин бывалый.
— Стрелять умеете? — с улыбкой спросил я.
— Обижаешь, сынок! Два года на передовой... Только что из вашей вот пострелять не приходилось...
Тут и порешили — пусть у нас заодно будет и десант.
В Толочине это оправдалось. На одной из улиц в самоходку Величая с чердака полетели гранаты. Что делать? Командир самоходки только было решил ударить по зданию из пушки, как саперы бросились в дом, поливая все перед собой свинцом, бросая гранаты...
Получив команду на выход к станции, мы быстро ее выполнили.
Когда мы подходили, на станции творилось что-то непонятное. Трещали пулеметные очереди. Взвивались ракеты. Гулко раздавались пушечные выстрелы.
«Может быть, там уже наши?» — подумал было я, но самоходки встретил враг. Встретил шквалом огня.
С противоположной стороны к станции подходили наши батальоны, это я понял, прислушиваясь к командам по радиосети... Тем временем наши соседи — до десятка тридцатьчетверок — ринулись в атаку. Потом узнали — это была рота Дейнекина. Открыли огонь и самоходчики.
Но что это? С направления Борисова к станции подходит поезд. И тут же на шоссе вытягивается колонна автомашин. Сомнения нет — фашисты! Враг бежит! Обрушиваем огонь по голове колонны. Снаряды рвутся точно. Колонна встала... Открыли огонь и тридцатьчетверки, а затем метнулись на колонну.
Удар был столь стремительным, что противник не только не успел угнать стоявшие на путях поезда, но не смог даже предупредить, остановить идущие к станции эшелоны. Не знаю, насколько верно с точки зрения факта, но корпусной поэт Осип Колычев писал в своих стихах о боях в Толочине, как некий озорной танкист по имени Ваня Самоходов (конечно, фамилия вымышленная для рифмы) сел на место диспетчера и какое-то время принимал эшелоны. Говорили, что это было на самом деле.
Но бой тем временем еще не завершен: приказ — идти на Борисов.
Осмотрелся. Нет самоходок Величая и Крашенинникова. Запрашиваю. Сквозь писк и треск по радио доносится голос как будто Величая:
— Жду экипажи. В машинах только механики. — И снова треск в наушниках.
Ничего не понимаю. Посылаю заряжающего Аладина к станции. Проходит с десяток минут. В районе станции нет-нет да слышатся автоматные очереди. Дым. Что-то горит.
Наконец-то появились самоходки.
— Ну, что у вас случилось? — спрашиваю.
— Да как в басне про мужика, поймавшего медведя!
Произошло же следующее. Возле станции самоходки только развернулись было стволами на паровозы, как увидели свои танки: значит, решили, бой окончен. Экипажи вышли из машин. Закурили. А саперы-«десантники» поторопились в дом, чтобы проверить, не заминирован ли он. Вдруг из окон здания стали выскакивать гитлеровцы. Наши — за пистолеты. Автоматы-то в машинах остались. И встали друг против друга. Молчат не шевелясь. Наконец кто-то сообразил:
— Хенде хох! Бросай оружие!
Фрицы взметнули руки вверх.
Тут и саперы появились:
— Мин нет! Фашистов тоже! — докладывает их усатый командир.
— Вот так и получилось, что пока мы их разоружали да сдавали в общую колонну,— докладывает Величай,— произошла небольшая задержка.
Танки снова устремились вперед на Бобр и на Борисов. Теперь уже не по лесным дорогам, а по шоссе. Но оказалось, дорога вся забита отступающими частями врага. Чего тут только нет — машины, бронетранспортеры, пушки, телеги, фургоны, двуколки...
С появлением танков сразу же поднимается лес рук — сдаются в плен. И из укрытий выходили с белыми платками или поднятыми руками, и группами и в одиночку, строились в колонны.
Продвигаться приходилось, сталкивая все, что попадалось на пути, в кюветы. Возникали и перестрелки. Но быстро заканчивались — враг либо отходил, либо сдавался.
Населенный пункт Бобр оказался сильно укрепленным. К тому же фашисты взорвали мост через реку. Едва только наши танки и самоходки показались на виду, как враг открыл огонь. Кто-то успел бросить дым-гранаты, и мы укрылись на опушке леса.