Журнал «Вокруг Света» №10 за 1976 год
Шрифт:
Что же касается людей состоятельных и по-европейски образованных, то они были не прочь питаться поразнообразнее и попитательнее. И вот в японских харчевнях и закусочных появились новые блюда, сделанные по европейским рецептам. Но готовили их японские повара, пользуясь японскими специями и соусами. И делали так, что можно было их подать к японскому столу, за которым пользуются не вилкой и ножом, а палочками. В
Вот так и появилось тон-кацу.
Тон — значит свинья, а кацу — это сокращение от кацурэцу. А что такое кацурэцу? Да всего-навсего котлета, только произнесенная по нормам японской фонетики, по которым лампа стала рампу, альбом — арубаму, а журнал — дзянару. Итого — всего-то свиная отбивная.
В отличие от банальной свиной отбивной кацурэцу, прежде чем попасть на сковородку, вымачивается, маринуется в соусе из японского уксуса со специями и сладкой рисовой водки «мирин». Брать тон-кацу нужно палочками, а потому подают ее нарезанной тонкими ломтиками. Прежде чем отправить кусочек в рот, японец обязательно обмакивает его в густой кисло-сладкий карамельный соус или остро-соленый соевый. Так едят все японские блюда. Поэтому к тарелке с тон-кацу подают пиалу с соусом. Ну и, конечно же, рядом стоят пиалы с рисом и редькой, наструганной тонкими ломтиками! Ибо что за японская еда без риса и оедьки!
Тон-кацу очень быстро прижилось в Японии и стало одним из популярнейших кушаний. Вообще в меню любого японского ресторана — а их множество и за пределами страны — включено тон-кацу.
И иностранцы, отведав его, рассказывают потом родным и знакомым, что из всех восточных деликатесов больше всего им пришлось по вкусу необыкновенным пряным ароматом и каким-то неповторимым, истинно японским вкусом блюдо со звучным и таинственным названием «тон-кацу»...
С. Арутюнов
Пешком вокруг света
Вот какую историю рассказала газета «Рижский вестник» в 1898 году.
Погожим воскресным утром 27 сентября 1898 года улицы Риги были необычайно оживленные — раздавались крики «ура», царило всеобщее ликование. Так Рига встречала своего жителя Константина Ренгартена, завершавшего кругосветное пешее путешествие. Под неусыпным оком полиции, окруженный толпой, он прошагал понтонный мост и направился в свою квартиру, где был приготовлен торжественный обед.
Небывалого пешехода приветствовали члены всех рижских обществ: гимнастического, велосипедистов, гребцов, яхт-клуба, певческих. Букеты цветов, преподнесенные дамами, переполнили квартиру. В числе подарков — золотые часы с массивной цепочкой «из того же металла», серебряный венок с цветными камнями. В витрине книжного магазина, что на Купеческой улице, разворотливый хозяин Дейбнер успел выставить портрет землепроходца.
Константин Константинович
Костю всегда тянуло в далекие путешествия. Впоследствии ему удалось побывать в Западной Европе, Азии, Африке, но заветной мечтой было кругосветное плавание. Однако врачи были единодушны: с его здоровьем и думать нечего стать моряком. Вот тогда и созрела мысль обойти планету пешком.
На подготовку к путешествию уходит десять лет. И вот 15 августа 1894 года в четыре часа утра Константин Ренгартен отправляется в небывалый путь. Вместе с ним вызвался идти некий молодой господин Николай Грейнерт. За восемь дней они рассчитывают дойти до Двинска (Даугавпилс). Далее путь лежал на Витебск, Смоленск, Орел, Ростов-на-Дону, в декабре путешественники надеялись достичь персидской границы в Джульфе.
Но внесла коррективы природа. На Украине начались затяжные осенние дожди, и в Харькове Грейнерт бросил своего товарища. Теперь уже один Ренгартен проходит Кавказ и у подножия Арарата пересекает границу Российской империи.
Семьдесят один день пути по Персии проходил «при самых тяжелых условиях». Сильные холода сменились почти 50-градусной жарой. А где только не приходится ночевать — в сараях, хлевах...
В малых городах и селениях к нему нередко обращались с просьбами о лечении, и Ренгартен давал больным общеизвестные домашние средства: от глазной боли — холодный чай, от ожогов — известь...
Снова переступив русскую границу, Ренгартен через пустыни и оазисы Туркестана направляется в Томск. От Байкала он поворачивает на юг, намереваясь пересечь «самую дикую страну Азии» — пустыню Гоби, или Шамо. Тридцать шесть дней, проведенных в пустыне, кажутся ему «одною темною безотрадною ночью». На полпути умер мул, который тащил запасы провизии. Пришлось искать пропитание у кочевников, не знающих ни хлеба, ни соли. И это все в тех местах, где по нескольку дней не встретишь человеческого жилья.
Путешественника поразили бедность, гостеприимство, радушие и «охрана чужой собственности» монголов (из любопытства осмотрят все вещи чужеземца, но затем оставят их в полной сохранности). Почты нет, но письма Реигартена из Гоби, передаваемые из рук в руки, всегда доходили до адресата.
По словам Ренгартена, столица Монголии — Урга (Улан-Батор) ничем особенным не отличается, хотя жизнь людей более похожа на европейскую. Университет с тремя факультетами: астрономическим, медицинским и теологическим.
Первь.й китайский город, лежавший на пути Ренгартена, — Калган (Чжанцзякоу). По замечаниям путешественника, здесь до 60—70 тысяч жителей, часть города заселена русскими купцами. В театре изображаются сцены из домашней жизни, спектакль длится 6—7 часов и более.
А какие контрасты в питании! В доме зажиточного китайца подают сотню блюд, в том числе свыше тридцати холодных закусок и до тридцати различных десертов. Простолюдины Северного Китая довольствуются «жарким» из ослиного, собачьего, кошачьего, мышиного и тому подобного мяса.