Журнал «Вокруг Света» №11 за 1978 год
Шрифт:
— Выходит, нет больше для вас секретов в изразцовом деле?
— Что же это за дело, если в нем секретов не осталось? — Мастер разводит руками. — Если изразец мне открылся, я уже и интерес к нему теряю. Новое ищу: ведь каждый изразец — это свое решение. И сколько уж этих решений было... Удалось вернуть к жизни изразцовый декор Верхне-Спасского собора и церкви Двенадцати апостолов в Московском Кремле, старинных зданий Ярославля, Смоленска, Волоколамска, Костромы, Вологды, Астрахани, Новгорода. Но я ведь не только реставратор, еще и художник. В 1967 году моими изразцами оформили интерьер ярославского ресторана «Медведь». Лежит заказ из Сочи — просят сделать камины, обязательно в русском стиле, рисунок на наше усмотрение.
Ну, пришла пора, — мастер смотрит на часы. — Как там львы и единороги наши в печке прогрелись: я их вчера с вечера на обжиг положил.
И вот наступает последний, самый важный момент, венец стольких усилий. Алексей Алексеевич встает на табурет, надевает толстые рукавицы и скрывается наполовину в проеме огромной, величиной с комнату, печи. Ее жаркое дыхание врывается в мастерскую.
Руки мастера плавно и бережно несут массивный изразец. По сочному изумруду травы могучим галопом несется единорог. Он абсолютно неотличим от оригинала — своего трехсотлетнего керамического предка. Та же внутренняя мощь, та же динамика, даже чуть заметные натеки поливы переданы идеально точно во всех оттенках. Не могу оторваться от гипнотизирующей прелести зверя. Я уже вижу их, собранных в единый фриз Вяжищского монастыря, сотни скачущих единорогов, грозно наклонивших свое оружие и мчащихся по бескрайним Просторам русской равнины. Вот, кажется, разгадка... Разгадка не вяжущегося с воинственным обликом добродушия. Придя в наши сказания и поверья, в наше народное искусство, львы, грифоны, единороги и другие существа, столь жестокие и коварные в чужеземной геральдике, испили неспешных соков земли русской. И приняли в себя ее силу, доброту и улыбку.
Александр Миловский
Евгений Коршунов. Крестоносцы
Роман Евгения Коршунова «Крестоносцы» — заключительная книга трилогии, повествующей о борьбе африканских народов за свободу и независимость, против происков империалистических держав на Черном континенте, о становлении нового государства Гвиания (название вымышленное). В «Крестоносцах» рассказывается о том, как империалистические монополии, международные «нефтяные спруты» пытаются расколоть Гвианию, оторвать от страны богатые нефтеносные районы и создать марионеточное государство. При этом используются политический заговор и экономический шантаж, убийства прогрессивных деятелей и провокации, банды наемников и регулярные части ЮАР.
Героям трилогии — советскому и польскому журналистам Петру Николаеву и Анджею Войтовичу, оказавшимся во время раскола Гвиании в марионеточной «Республике Поречье», — довелось стать свидетелями заговора против Гвиании.
Анджею Войтовичу с помощью командира одного из отрядов наемников Жака Дювалена («полковника Френчи»), человека с изломанной судьбой, с трудом обретающего себя в борьбе против сил зла, удается бежать из «Республики Поречье», чтобы рассказать всему миру правду об инспирированном «президентом» Эбахоном погроме, послужившем поводом для мятежа. Петр Николаев был вынужден остаться среди раскольников .
«Полковник Кеннон, командир соединения Кодо-6. Англичанин, возраст примерно тридцать лет. Не пьет, не курит, одержим антикоммунизмом. Взгляд полубезумный».
Петр перевернул страничку, подумал и перевернул еще одну. На следующей написал:
«Гуссенс, командир Кодо-5. Тоже полковник. Фламандец. Большой любитель пива. Циник и весельчак. На все наплевать, были бы деньги. При любом случае высмеивает «идейность» Кеннона».
Петр сидел в своем номере, том самом, где еще несколько часов назад раскладывал вещи, стараясь, чтобы вид их доказывал, что он еще вернется в эту комнату. Что же, так оно и произошло, он вернулся. И теперь начинал новую записную книжку, словно новую главу своей жизни.
Это был его долг, тот самый долг, которому подчинился Анджей Войтович, переступивший через свои чувства и все-таки севший в каноэ, чтобы уйти одному. А он, Петр, будет здесь, будет работать.
Днем, когда Жак доставил их с Анджеем в отель «Эксельсиор», Петр впервые так близко увидел наемников.
...В больших уютных креслах холла утопали мрачные длинноволосые типы в маскировочной форме, перепоясанные пулеметными лентами, увешанные сумками с гранатами. На маленьких «питейных» столиках, стоящих рядом с креслами, стаканы и бутылки соседствовали с автоматами и карабинами, набитые окурками пепельницы — с коробками патронов.
Наемники бесцельно слонялись по холлу, стояли кучками, громко разговаривали. Здоровенный бритоголовый детина обмахивался черной ковбойской шляпой, поставив ногу в высоком сапоге с серебряной шпорой на край бассейна. На бедре у него висел огромный кольт.
— Джентльмены и голодранцы, стек и пулемет, доллар и маниока, колледж и невежество, — с гневом пьяницы ревел он в лицо длинному прыщавому юнцу с глазами Иисуса Христа. — Только такие могут убивать и умирать, приказывать и повиноваться! К этому приходит каждый, кому претит жизнь в стенах какой-нибудь вонючей конторы, где кругозор твой быстро становится не шире четырех стен конуры, в которой ты каждый день протираешь штаны.
Неподалеку двое молодых парней, в кожаных брюках с бахромой, узких в бедрах и расклешенных внизу, в пестрых клетчатых рубахах нараспашку, веселые, соревновались, кто быстрее выхватит из кобуры кольт и направит его на соперника.
Они стояли, подняв руки, и считали:
— Раз, два, три...
На счет «три» они выхватывали пистолеты и мгновенно утыкали их друг другу в животы, заливаясь при этом радостным хохотом.
— Пошли, на них вы еще успеете насмотреться, — с презрением сказал Жак, заметив, что Петр и Анджей невольно замедлили шаги.
— А сейчас пойдем в бар. — Жак взял под руки своих спутников. — Я хочу вас познакомить с Гуссенсом и Кенноном. Они там, если вдруг не вздумали проехаться по позициям.
Длинная узкая комната с покрытой бронзой стойкой, за которой бегали три взмокших бармена, оказалась набита битком. Наемники толпились со стаканами в руках: немецкая, французская, английская речь мешалась с португальской, испанской, голландской.
«Их пытали так, что они стали похожи друг на друга...», «...С зажигательными бомбочками, привязанными к лапам, летучие мыши влетали в хижины, и тогда начиналась потеха!..» — доносились до Петра обрывки фраз, пока они с Анджеем протискивались к стойке вслед за решительно настроенным Жаком. «Да, раньше платили по тысяче двести фунтов в месяц... Не то, что теперь!», «...Это были кольты образца одиннадцатого года. Я взял их сорок штук — по сто двадцать баков, а в Штатах загнал по семь сотен! Конечно, умеючи и здесь можно поживиться!»