Журнал "Вокруг Света" №11 за 2001 год
Шрифт:
Других вариантов добиться успеха у И-16 не было. Он не мог навязать противнику бой «на вертикалях» и даже просто оторваться от него из-за недостатка скорости и малой мощности мотора. И все же самолеты новых типов продолжали поступать на фронт.
Истребители И-16 и И-153 «Чайка», возможно, и были лучшими в мире в 1935—1936 годах, но к началу войны их время безвозвратно ушло. При максимальной скорости в 450 км/час они просто не могли тягаться с «Мессершмитами» Bf-109E и F, набиравшими
Истребители Як-1, ЛаГГ-3 и МиГ-3 имели вполне современную конструкцию и неплохое вооружение, но, разработанные перед самой войной, были «недоведенными» и к лету 1941-го даже не прошли полный комплекс заводских испытаний, но тем не менее были приняты на вооружение.
Як-1, например, был принят со 120 недостатками. Так же обстояло дело с ЛаГГ-3, и только МиГ выгодно отличался на этом фоне. К зиме 41-го почти все МиГи как наиболее боеспособные были направлены в вооруженные соединения ПВО Москвы.
Истребитель конструкции Микояна и Гуревича мог развивать скорость в 640 км/час, но только на высоте 6 — 7 тыс. метров. На малых и средних высотах он был отнюдь не так быстр. Его вооружение было явно недостаточным: 3 пулемета и только один из них — крупнокалиберный. МиГ был также крайне «строгим» в управлении и не прощал ошибок. Видимо, поэтому его «карьера» была недолгой и закончилась уже в 1942 году. Ведь главным критерием для советских истребителей того времени была простота в управлении — подготовленных летчиков было мало, а времени на учебу еще меньше.
Этому требованию соответствовали Як-1 и частично ЛаГГ-3, прощавшие пилотам ошибки, но шансов на успех в бою дававшие мало. ЛаГГ-3 имел цельнодеревянную (!) конструкцию, и лонжероны — основные силовые элементы — также делались из древесины. Скороподъемность и маневренность у него были невелики, а вот вооружение вполне на уровне: одна 20-миллиметровая пушка и два пулемета калибра 12,7 мм в носовой части фюзеляжа. Однако ему явно не хватало мощности, и потому в авиачастях он получил прозвище «лакированный авиационный гарантированный гроб».
Пожалуй, наиболее удачным советским истребителем начала войны был Як-1.
Хотя обшивка этого самолета была фанерной и тряпичной, каркас фюзеляжа был выполнен из сварных стальных труб, что придавало всей конструкции определенную жесткость. Лонжероны все еще были деревянными, а в инструкции по применению содержалось примечательное предписание не развивать в пикировании скорость свыше 630 км/час, дабы не разрушить самолет. Впрочем, это нередко происходило и просто из-за перегрузок в ходе боя.
Для сравнения: «Мессершмит» Bf-109F в той же ситуации «выдавал» почти на 100 км/час больше. Так что новые советские истребители все так же не могли обеспечить летчику свободу действий в условиях боя, зато на них теперь можно было не только защищаться, но и при определенных условиях атаковать, используя свое единственное преимущество перед «Мессершмитом» — лучшей горизонтальной маневренностью в бою «на виражах».
Тем временем успешный для Люфтваффе 1941 год закончился. «Стереть с лица земли» Москву так и не удалось. Немцы смогли выделить для нанесения ударов по советской столице всего 270 бомбардировщиков, а этого было совсем недостаточно для эффективных
В 1942 году противодействие ВВС РККА, приобретшее определенную организованность, начало усиливаться. Большое внимание стало уделяться строительству замаскированных аэродромов и созданию ложных. Существенно возросло количество малокалиберной зенитной артиллерии. К весне 1942-го советская промышленность сумела выйти на производство 1 000 самолетов в месяц, и темпы эти не снижались до самого конца войны, хотя качество их изготовления оставалось низким.
Из-за плохого качества остекления кабины самолета, а также из-за того, что в бою при перегрузках ее заклинивало, многие летчики летали с открытыми кабинами, а то и вообще снимали подвижную часть «фонаря». Это новшество «съедало» от 30 до 40 км максимальной скорости, и без того невысокой. Но, по крайней мере, было хоть что-то видно вокруг.
В области тактики также произошли изменения. Лучшие командиры, такие как Лев Шестаков, прославленный герой испанской войны и выдающийся летчик-истребитель, внедряли новую тактику боевого порядка. Шестаков располагал свои самолеты несколькими ярусами по высоте.
Этот строй позволял советским самолетам, уступавшим немецким в скороподъемности, не давать «Мессершмитам» спокойно делать боевой разворот после набора высоты, с тем чтобы спикировать для атаки. Потом такую тактику Шестаков с успехом использовал в боях над Сталинградом и на Курской дуге.
В 1942 году главной проблемой советских ВВС оставалось низкое качество подготовки летчиков. Молодые сержанты — выпускники ускоренных курсов летных училищ, имевшие не более 5 — 10 часов налета на боевом истребителе, гибли, как правило, не успев дожить до 10-го боевого вылета. Истребительные авиаполки, едва прибыв на фронт, тут же отправлялись на переформирование ввиду фактического уничтожения.
У немцев были свои трудности: фронт максимально растянулся, а количество летчиков не увеличивалось. И хотя с боевой подготовкой пилотов проблем не было, уже в 1942 году каждый немецкий летчик-истребитель был вынужден совершать в день 3 — 5 боевых вылетов против 1 — 2 у советских летчиков. Главный принцип Люфтваффе гласил: «Чем лучше летчик, тем больше он должен летать». К тому же фюрер приказал взять Сталинград любой ценой. И цена эта была высока.
Вильгельм Криниус, лучший по результативности эксперт истребительного соединения JG-53 «Ас Пик» того периода, одержавший в общей сложности 114 побед, так вспоминал Сталинград: «Огромное напряжение в боях не проходило без последствий. Летом температура часто подскакивала до 38 — 39°, сильное истощение, упадок сил. Времени на лечение или элементарный отдых не было. В бою от перегрузок часто тошнило, поэтому я всегда брал с собой форменную кепи, которую использовал как мешок, предварительно положив туда рваную бумагу. Перед глазами стоит один из вылетов в те дни. Сопровождаем Ju-88 на Сталинград, их атакуют русские истребители. Схватка проходила долго, как проходила — не помню. Помню потом: смотрю на землю и не могу сориентироваться, хоть с парашютом прыгай. Этот вылет мне запомнился. Другие летчики чувствовали себя не лучше».