Журналистика и разведка
Шрифт:
Все имеет конец, и ожидание в том числе. Однажды дома раздался звонок, прервав долгую телефонную блокаду, когда в подполье уходят от погорельца даже многие бывшие близкие друзья.
– Борис Иванович? Это говорят из Комитета государственной безопасности. Мы хотели бы встретиться с вами по поводу письма. Какой день и время устроят вас?
Меня устраивали любой день и время. Только бы понять, что произошло. Неужели оправдают, признав ошибку? Или просто объяснят, в чем моя вина? Точно в назначенный час я стоял в одном из подъездов знакомого огромного здания на Лубянке, с которым связано море искалеченных человеческих судеб. Ждать пришлось не больше минуты. Человек с военной выправкой бывалого офицера спустился со ступеней лестницы, осведомился, кто я, и протянул вооруженной охране заготовленный на меня заранее пропуск. Наверху в довольно большом кабинете меня
Это имя мне ничего не говорило, а он не горел желанием раскрыть скобки неизвестности вокруг собственной персоны. Знание пришло позже, через несколько дней. Мой собеседник оказался генералом и руководителем страшного подразделения - службы собственной безопасности в рядах советской разведки. В задачу его сотрудников входило следить за многочисленной армией советских разведчиков, с тем чтобы во время раскрыть потенциальных предателей и помешать им бежать на Запад. Контрразведчиков в разведке боялись в посольствах все, не исключая самих послов. Что касается лично Бориса Семеновича, то он пользовался у руководства КГБ заслуженным авторитетом. Когда политбюро, санкционировав в конце семидесятых ввод советских войск в Афганистан, увязло там, как в топком болоте, Андропов послал туда Бориса Семеновича в качестве "разъездного резидента".
Хозяин кабинета в обращении со мной был сама любезность.
– Садитесь, тезка. Как себя чувствуете? Я слышал, вы сильно болели.
Я невольно подумал: знают все, даже о нервном срыве. Вот уж по-настоящему обложили, как охотники медведя в берлоге.
И тут же он, не дав мне ответить, перешел к делу.
– Руководство поручило мне встретиться с вами и объяснить ситуацию. Зря вы плохо подумали о нашем резиденте. Он не причастен к отзыву. Это целиком инициатива Центра.
Я не выдержал:
– Что же заставило вас поломать мне судьбу?
– Поломать судьбу? Я бы так не сказал. Все как раз наоборот - мы спасли вас. Наш источник в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли сообщил, что против вас в Австралии готовится провокация. Вас хотели завербовать или вынудить к бегству на Запад.
– Почему же вы не сказали об этом сразу после моего возвращения? Я не стал бы обращаться к Юрию Владимировичу. Да и как мне быть теперь? В ТАСС меня лишили всего, что я достиг почти за четверть века работы. Жену же вообще обрекли на безработицу.
– Да, мы тут не досмотрели. Поймите правильно, наши работники тоже люди и тоже порой делают ошибки. Вас спасли, а за дальнейшим не проследили. Я исправлю это, позвоню Замятину. Кстати, ваша жена, кажется, работала раньше в управлении по обслуживанию дипломатического корпуса МИД? Она может не беспокоиться. Если пожелает, ее возьмут на работу обратно. Дома нам не приходится опасаться провокаций. Для этого мы достаточно сильны.
Я подумал: все, разговор исчерпан, пора прощаться, генерал сверхзанятый человек. Борис Семенович как бы угадал мои мысли.
– Задержу вас еще несколько минут. Давайте вместе подумаем о легенде, как нам следует объяснить в журналистских кругах ваш досрочный отзыв.
– Не имею понятия. Вам виднее, так что решайте сами.
Я так никогда не узнал, какого рода слух распустили обо мне по Москве. Надеюсь, более безобидный, чем о бывшем после в Австралии Месяцеве. По пути домой думалось о другом: план моей вербовки - что это, тоже неуклюжая легенда или в самом деле у КГБ есть свой человек в штаб-квартире ЦРУ? Достоверный ответ остается для меня неизвестным и сегодня, спустя много лет.
Генерал Иванов оказался человеком слова. Мою жену пригласили снова на работу в управление по обслуживанию дипломатических кадров МИД. Позвонил он, видимо, и Замятину. Через пару-тройку месяцев меня сделали заведующим объединенной редакцией информации на заграницу - одного из ключевых подразделений ТАСС. Перемены в судьбе дали сразу же положительный результат: в квартире опять начал регулярно звонить телефон. Слава Андропову, Иванову и тем сотрудникам меньших рангов, кто, слегка придушив меня, не затянул до отказа удавку на шее!
В КОРРИДОРАХ КРЕМЛЯ И КГБ
НЕУДАЧНАЯ ЛЮБОВЬ ОЛЕЧКИ РУСАКОВОЙ
Австралийский след ЦРУ. Он чуть было не получил в Москве дальнейшего продолжения. Коллега из ТАСС познакомил меня с дочерью Русакова, помощника Брежнева, ставшего впоследствии секретарем ЦК КПСС. Милая молодая женщина недавно вернулась из Японии вместе с мужем. Семейная жизнь не
По другим сведениям - от самого заслуженного аса советской контрразведки генерал-лейтенанта Боярова, грудь которого украшают 32 правительственные награды,- ЦРУ разыграло женскую карту. Соблазнить возможного агента поручили красавице испанке, которую специально доставили из Европы. Как бы там ни было, став американским агентом, Огородник зарекомендовал себя мастером на все руки - не только добывал нужную ЦРУ информацию, но и по заданию американской разведки проводил акции по физическому устранению неугодных лиц, в частности с помощью изготовленного в США яда скрытого действия ликвидировал советскую гражданку - свою любовницу и жену сотрудника торгпредства в Колумбии, подозревавшую его в шпионаже.
Разоблачить Огородника было непросто. Он пользовался доверием нашей контрразведки. Еще будучи студентом МГИМО, поддерживал тесную связь с Московским управлением КГБ - доносил на друзей, информировал о настроениях студентов из социалистических стран. После его возвращения из Колумбии такая связь с органами продолжалась. Только с полковником Игорем Петрухиным он провел 16 оперативных встреч. Некоторые из них состоялись в бане. В Москве по возвращении из-за рубежа ему предложили пойти в аспирантуру МГИМО. Через год-два он мог бы стать обладателем завидной научной степени. Это открыло бы для него блестящие перспективы роста, впрочем, как и для его хозяев из Лэнгли. Но, видимо, за океаном не захотели терять время и дали отбой учебе. Из всех предложений Огородник выбрал одно - работу в Управлении внешнеполитического планирования МИДа. Здесь он явно проигрывал в заработной плате и не имел перспектив служебного роста. Это не могло не обратить на себя внимание сотрудников контрразведки. Кстати, их в управлении было немало. И возглавляли это подразделение министерства на протяжении многих лет светлые умы. Одним из них был мой хороший знакомый еще по работе в обществе "СССР - Япония", кадровый разведчик и член-корреспондент Академии наук СССР Сергей Леонидович Тихвинский, автор блестящих книг и научных трудов. Привлекала к себе внимание и еще одна особенность поведения Огородника: в отличие от "нормальных" работников управления он проявлял самое горячее желание оставаться на ночные дежурства. Когда кабинеты практически вымирали, он доставал из кармана портативную камеру "минокс" и переснимал шифротелеграммы и отчеты послов, в первую очередь из Вашингтона. Все, о чем сообщал советский посол Добрынин, оказывалось на столах руководителей ЦРУ.