Журналисты не отдыхают
Шрифт:
И проснулся после пьянки
Я открыл глаза и обозрел окрестности. Надо мной был потолок - это уже ничего. Значит, не в садике вырубился. На стене были обои - значит, не в ментовке. Тоже хорошо. Но вот обстановка... Это был типичный "мещанский модерн". Я в этом деле понимаю, у меня недалеко от дома есть мебельная комиссионка. Я туда нередко заходил. Так вот, все находившиеся в комнате предметы, казалось, вышли из неё. Блин, что я, дрыхну в декорации для какого-то фильма о начале ХХ века? Я вытащил из-под одеяла руку и совсем офигел. Это была не моя рука! Для начала - я в последние несколько лет
Я выскочил из койки - и тут понял, что одет в белье, которое не носил после армии. Но размышлять об этом было некогда, я метнулся к зеркалу. М-да. На меня смотрела мрачная морда. Я-то сам шатен, особо внешне ничем не примечательный. А тут на меня глядел брюнет с пронзительными зелеными глазами. Морда такая, что в темном переулке я бы с ним не хотел повстречаться. Правую щеку моего отражения украшал рваный шрам. Такие остаются, когда зашивать рану приходится уж в очень полевых условиях. И эта рожа была покрыта тропическим загаром.
Попал... Я ринулся к окну. Благо, в комнате был эркер или фонарь - ну, в общем, что-то выдающееся из корпуса дома и позволяющее осмотреть местность.
Так. По крайней мере, я в Питере, и, возможно, в той самой квартире, в которую черт меня занес. Вдалеке виднелся памятник декаданса - "башня любви", расположенная на Пяти углах, своим видом напоминающая... Именно это и напоминающая. А что ещё? На Загородном - трамвайные рельсы. И опоры силовых проводов. А на соседнем доме реклама - "Петровъ и сынъ. Ситецъ"*. Для подтверждения обстановки по улице, весело звякнув, проехал трамвай. Такие я видал, и даже на них ездил на разных питерских праздниках. Итак? Трамвай запустили в Питере в начале ХХ века. Революционных реалий на улице не видно. Значит, я в начале века?
(*В дальнейшем все цитаты я буду приводить в современной орфографии)
Для начала я осмотрел костюм, аккуратно висящий на стуле возле кровати. Обычный такой костюм черного цвета. Тут же имелась белая рубашка, которая расстегивалась только до середины груди и нечто вроде длинной узкой ленты, которую этот тип, в тело которого я угодил, видимо, таскал вместо галстука.
Возле кровати стояли ботинки. Они очень напоминали "вибрамы", в которых я в молодости ходил по горам. Да, и судя по всему, мой предшественник тоже их не для понта купил. Очень характерные царапины свидетельствовали, что товарищ в горах бывал.
Я натянул штаны и уселся поразмышлять. Но тут в дверь раздался стук. И тут мой новый организм отреагировал очень весело. Рука метнулась под подушку и выхватила пистолет.
– - Кто там?
– - Так вы ж, господин, как вчера изволили приехать, велели газет купить и прямо с утра вам доставить.
Я сунул пистолет обратно и открыл дверь. На пороге стоял халдей. Они всегда одинаковы, в каком веке не живешь. Он мне протягивал пачку газет, а в другой руке держал кучку монет.
– - Вот, купил, как вы приказали, а вот сдача.
Я нашел в кучке серебра монету и дал ему. Видимо, дал много, поскольку халдей
– - Если что надо, так вы ко мне обращайтесь, меня Петром зовут.
Вот времена меняются - а халдеи те же. Во всех местах, где я бывал в командировках, они предлагали решить вопросы, "если что надо". Под "надо", разумеется, понимались девки. Эта общность гостиничных служащих как-то меня успокоила. В конце-то концов, тут тоже русские люди живут.
Едва дождавшись, пока закроется дверь, я поглядел на газеты. Первая была "Петроградские ведомости" от 15 апреля 1917 года.
От, это я угодил! Хотя, во всем есть и свои положительные моменты. Сейчас в стране полный бардак. Господа демократы разогнали Охранное отделение и жандармский корпус. Так что вряд ли кто-то заинтересуется тем, что я очень отличаюсь от аборигенов. Это ведь в книжках "попаданцы" оказываются хоть во времена Петра Великого, хоть князя Ярослава Мудрого - и всюду канают под своих. На самом-то деле даже в этом времени я чужой человек. Не так говорю, не так двигаюсь - да много чего. Это я заметил по реакции халдея. Но сейчас ко мне прикапываться явно никто не станет. Уже плюс.
Итак, что мы имеем? Я попал в чужое тело. В книжках писали, что там можно покопаться и найти чужой разум. Но как я как я не старался, ничего, кроме собственных воспоминаний я не обнаружил. Однако, от товарища, в которого я внедрился, что-то осталось. Это реакции. И они мне очень не нравились. Они принадлежали явно не самому законопослушному человеку. В самом деле, кто на автомате при стуке в дверь выхватывает пистолет? Тот, кто живет за гранью закона. Революционер или крутой уголовник типа бандита. Но революционеры всех статей в это время были самыми почетными людьми. Уголовник? Так ведь господа демократы вместе с Охранным развалили заодно ещё и Сыскное отделение. Так что опасаться мой клиент мог только иных уголовников. Вот это мне очень не нравилось.
Но ладно. Что вышло, то вышло. Для начала я полез под подушку и достал пистолет. Это была самозарядная машинка калибром примерно девять миллиметров. А, на стволе написано "Colt". И тут я вспомнил. Я читал об этом пистолете в Интернете. Это же Кольт 1911 года! Который в армии США был на службе до середины 80-х годов ХХ века. И из которого стреляли друг в друга братва Аль-Капоне и прочие американские бандюганы эпохи "сухого закона". Руки автоматически вынули и вставили обойму. Я ЗНАЛ, что смогу этот пистолет разобрать и собрать.
Кроме того, под подушкой обнаружился бумажник. Что меня тоже не грело. Подобные вещи прячут под подушку люди, часто ночующие там, где ценным вещам могут "приделать ноги". Кстати, там же имелись и наручные часы - здоровенные, размером с компас, который я когда-то носил на руке в туристских походах.
Но с часами ладно, поглядим бумажник. Только теперь я осознал, почему у блатных на жаргоне он называется "лопатник". В самом деле - потертое кожаное изделие имело размер примерно с рабочую часть саперной лопатки. А что там у нас? В одном из отделов я увидел ксиву. Блин, я ещё и янкес! Ричард Блэк. 1895 года рождения. Хотя, может, это и липа. Ну, хоть английский я знаю хорошо. Тут же лежала журналистская корочка на то же имя. На ней была моя нынешняя морда и документ свидетельствовал, что я являюсь корреспондентом газеты "Solidarity", штат Техас, город Даллас.