Жуткая история Проспера Реддинга
Шрифт:
Что это за место? Где оно?
Я не сразу заметил… Сначала мне казалось, что в этой маленькой комнате все нагромождено как попало. Но по направлению ветра я понял, откуда прилетел клочок газеты. Над одной из кроватей рядами висели вырезки. Прижимая к груди медную кастрюльку, я подошел к ним. Ветер трепал листочки, и все они поднимались и опускались разом, как будто стена дышала. Рядом с вырезками висели фотографии, десятки фотографий, но на этих снимках не было незнакомца.
Это были снимки моей семьи!
Газетные и журнальные статьи. Выглядело это так,
СЕМЬЯ РЕДДИНГОВ УСТАНОВИЛА НОВЫЙ РЕКОРД.
УДАЧА ОДНОЙ СЕМЬИ – ДОСТОЯНИЕ ВСЕГО ГОРОДА.
САМЫЙ ИЗВЕСТНЫЙ ДОМ РЕДХУДА.
Все эти вырезки были про кого-то из нашей семьи, про дом или город.
Я залез на кровать, чтобы посмотреть поближе. Справа от фотографий и статей висели какие-то заметки: рисунки, распечатки. Черно-белые, кажется, сделанные тушью… А, я понял, что это. Такие штуки были в Музее Редхуда. Гравюры первых переселенцев. Только здесь не было счастливых пилигримов, собирающих урожай и воспитывающих детей. То, что я увидел, было слишком жутко. Даже хуже, чем портрет бабушки в молодости. На одной картинке мужчины в шляпах и женщины в чепцах, все в длинных одеждах и черных накидках, подняв руки, стояли у огня. На другой женщина держала в руке метлу и крепко прижимала к себе книгу.
Я потянулся и сорвал картинку со стены. По спине пробежал холодок, по позвоночнику будто полоснули когтем. На дереве, подвешенные за шеи на веревках, как мертвые гуси, висели люди. Содрав со стены и другие картинки, я разбросал их по кровати и рассматривал, не веря своим глазам. На каждой был маленький дьяволенок с рогами и заостренным хвостом, трезубцем и крылышками, как у летучей мыши. Я посмотрел в самую середину колышущихся листочков: там было нарисованное от руки родовое древо. Оно начиналось с Онора Реддинга, от него вилась красная линия, которая упиралась в мое имя.
И я стал искать компьютер или телефон, хоть что-нибудь, чтобы связаться с родителями, но ничего не нашел.
Ну, конечно! Если меня похитили, то вряд ли позволят сбежать. Меня прошиб холодный пот, и по спине поползли мурашки. В горле застыл панический крик, дыхание стало сиплым. Хуже того, я снова почувствовал запах тухлых яиц. Он был настолько сильным, что я буквально ощущал их вкус.
Я поискал свою одежду, обувь, что-нибудь, что поможет сбежать или хотя бы понять, где я. В отчаянии я занес ногу над подоконником, но вдруг услышал голос. Кажется, это говорила девочка.
– Потому что мне дорого мое имя! [4] – Ее голос срывался, как будто она вот-вот расплачется. Образы и мысли беспорядочно крутились в голове, я пытался вспомнить, где слышал эти слова.
Взявшись за дверную
Там было очень темно. Коридор был узким и длинным, сквозь черные шторы где-то в его конце едва виднелся лучик света. Что-то мягкое мазнуло меня по щеке. Я споткнулся о свою же ногу и взмахнул руками, чтобы не потерять равновесие, но только сильнее запутался в длинной белой паутине, свисавшей с потолка.
4
Здесь и далее – цитаты из пьесы А. Миллера «Суровое испытание», пер. Ф. Крымко и Н. Шахбазова. В основу пьесы легли события, произошедшие в Салеме в 1692 году. Несколько женщин обвинили в колдовстве и казнили.
– Потому что я не стою и мизинца тех, кто уже повешен!
И я увидел ее. К сожалению, оставшуюся часть коридора я тоже увидел. На дверях и стенах висели топоры и окровавленные мечи, все они указывали на гроб, перед которым стояла девочка. Она грозила кулаком в сторону светящегося скелета, который в упор смотрел на нее пустыми глазницами. Нижняя его челюсть болталась, и рот был открыт, как будто он кричал.
– Я продала вам свою душу, – продолжила девочка и тихо зарычала, – но я хочу сохранить имя свое чистым!
Она бросилась на землю и чуть не уронила скелет. Помолчав секунду, она вздохнула и поднялась, пробормотав:
– Нет, это уже слишком.
Она снова встала у гроба, как будто собиралась повторить все снова. Щелкнула пальцами, и это было очень похоже на…
Нет, мне это кажется! Скелет не мог закрыть рот, а его рука не стала бы почесывать подбородок, как будто он решал, что с ней делать. В любом случае, не могу понять, как она не заметила обмотанного в паутину придурка в оранжевой рубашке, который все еще прижимал к себе медную кастрюльку.
– М-м, можешь помочь? – спросил я, уворачиваясь от огромного паука, сползающего сверху.
Девочка взвизгнула и повернулась ко мне. Она взмахнула руками, и меня как будто ударила в грудь сотня невидимых кулаков. Прорвав паутину, я летел, летел, летел, а потом падал, падал, падал, и пластиковые привидения и какие-то тряпки падали вместе со мной. Кастрюлька укатилась и исчезла где-то за огромным пауком.
Девочка просто дымилась от ярости, когда подскочила ко мне.
– Тебя что, не учили?! Никогда не пугай ведьму!
Глава 8
Нелл и Барнабас
– Кого?
Мне послышалось, что она сказала: «ведьму». В открытое окно ворвался порыв ветра, и я, наверное, отвлекся. Я прижал перевязанную руку к груди, считая звездочки, которые плыли перед глазами. Рука разрывалась от боли, когда я попытался вылезти из-под пластиковых тыкв и черных покрывал. Надо бы поаккуратнее! Но не успел я подняться, как что-то маленькое и черное вылетело из открытой двери, и приземлилось прямо мне на лицо. Выпустив когти.