Жуткие приключения Робинзона Крузо, человека-оборотня
Шрифт:
Все это время я лелеял мысль о том, как бы мне перебить этих каннибалов, и частенько размышлял о том, как бы мне напасть на них, едва они появятся на острове, особенно в том случае, если они, как в прошлый раз, разделятся на две группы.
Теперь я жил в постоянной тревоге и душевном смятении, уверенный, что рано или поздно стану добычей этих жестоких тварей. И если мне все же приходилось покидать свое убежище, то я постоянно озирался по сторонам и был начеку, принимая все меры предосторожности. Вот когда я по-настоящему порадовался тому, что у меня есть стадо коз. Ни при каких обстоятельствах я не осмелился бы стрелять из ружья, особенно в той части острова, куда дикари имели обыкновение приезжать, ибо я не хотел, чтобы они переполошились. Если бы туземцы
Впрочем, прошел еще год и три месяца, прежде чем я вновь увидел дикарей. Вполне возможно, что в течение этого времени они один или два раза побывали на острове, но либо не задерживались на нем, либо я их попросту не заметил. И зверь тоже никак не напоминал о них, хотя у него вновь наступил период, когда ему надо было помечать свою территорию, и в каждое полнолуние он свободно расхаживал по побережью, лугам и лесам. Все эти пятнадцать-шестнадцать месяцев мы с ним прожили в величайшем душевном смятении. Днем я думал о подстерегавшей меня суровой опасности, а по ночам часто мечтал о том, как бы мне перебить дикарей, и подыскивал причины, которыми можно было оправдать подобный поступок.
Между тем, в мае месяце, на двадцать четвертом году моего пребывания на острове, если верить моим подсчетам, в моей жизни произошло одно весьма примечательное событие.
Новое кораблекрушение, бесполезное богатство, мое решение
Случилось это в середине мая, думаю, 16-го числа, если верить моему убогому деревянному календарю, ибо я по-прежнему продолжал делать на нем зарубки, и через четыре ночи после окончания периода полнолуния. Весь день бушевала буря с грозой, и ночь выдалась такой же штормовой. Во многом она напомнила мне ночь на ярмутском рейде, когда белые буруны налетали с моря, набрасываясь на наше судно, словно намеревались разнести его в щепки. Море набегало на берег высокими, грохочущими волнами, и этот рокот сливался с воем ветра и раскатами грома. Я понятия не имел, что должно приключиться нечто из ряда вон выходящее, и коротал время за чтением Библии и серьезными размышлениями о своем тогдашнем положении, когда внезапно со стороны моря раздался пушечный выстрел.
Эта неожиданность не имела ничего общего с теми сюрпризами, которые судьба посылала мне до сих пор. И выстрел этот пробудил во мне совсем другие мысли. Со всей возможной поспешностью я выскочил из дома, приставил лестницу к обрыву, поднялся по ней и, втащив ее за собой, воспользовался ею вторично. Как раз в тот момент, когда я поднялся на вершину холма, в море блеснул огонек, и я обратился в слух, ожидая звука второго выстрела, который раздался полминуты спустя.
Я подумал, что, наверное, какой-то корабль терпит бедствие и что рядом находится еще одно судно, и люди с первого корабля подают сигналы, прося помощи. В этот миг у меня хватило присутствия духа подумать о том, что, хотя они не могут помочь мне, я мог бы помочь им. Собрав в кучу весь имевшийся у меня под рукой хворост, я развел костер на вершине холма. Хворост был сухой и сразу занялся, причем, несмотря на сильнейший ветер, костер горел очень ярко, поэтому я не сомневался, что если в море действительно находится корабль, то с него обязательно заметят огонь. И его, без сомнений, заметили. Как только костер загорелся, я услышал еще один выстрел, а потом еще и еще, причем все они раздавались в одной и той же стороне.
Я жег костер в течение всей ночи. Когда же совсем рассвело и небо прояснилось, я увидел далеко в море, к востоку от острова, не то парус, не то корпус корабля — даже в подзорную трубу я не мог разобрать, что именно. Расстояние было очень большим, а туман над морем еще не рассеялся.
Весь день я наблюдал за этим предметом и вскоре убедился, что он неподвижен. Поэтому я решил, что это стоящий на якоре корабль. Можете представить, как мне хотелось убедиться в том, что я не ошибся. Схватив ружье,
По всей вероятности, потерпевшие кораблекрушение, кто бы они ни были, не знали об этих черных скалах, которые в это время полностью скрывала поверхность моря, и из-за сильного ветра ночью наскочили на них. Если бы они заметили остров — а я думаю, что они его не заметили, — то попытались бы добраться до берега на шлюпках. Но то, что с корабля палили из пушки, взывая о помощи, особенно после того, как я развел костер, породило в моей душе множество предположений. Но в той ситуации, в которой я находился, мне оставалось лишь взирать на следы трагедии и оплакивать ее жертв.
Нет слов, чтобы передать тоску, овладевшую мной при виде этого зрелища. За все время уединенной жизни никогда я столь сильно не жаждал оказаться в человеческом обществе, никогда так сильно не печалился по поводу своего одиночества.
Предоставим ученым заниматься причинами и особенностями такого рода явлений. Несомненно, это чувство было результатом нарисованной моим воображением картины радости, которую принесло бы мне общение с одним из моих соотечественников-англичан.
Но только судьба рассудила иначе. За все дальнейшее время моего пребывания на острове я так и не узнал, спасся ли кто-нибудь с того корабля. А через несколько дней я сделал печальное открытие, найдя на ближайшей к месту кораблекрушения оконечности острова тело утонувшего юнги. Его выбросило на берег в какой-то миле от языческого капища дикарей. Из одежды на нем была только матросская куртка, короткие полотняные штаны и синяя полотняная же рубаха. Невозможно было сказать, из какой он страны. В карманах у него я нашел только пару монет и курительную трубку.
Разумеется, последняя находка стала для меня в десять раз дороже первой.
На море был штиль, и мне в голову пришла мысль добраться до корабля на моем плоту, поскольку я не сомневался, что смогу найти там много полезного. Однако больше всего меня прельщала надежда обнаружить на борту кого-то из людей, кого я мог бы спасти, и кто, будучи спасенным мной, мог бы бесконечно скрасить мое существование. Кроме того, этим я мог бы искупить свою вину в гибели помощника капитана. Положившись на волю Провидения, я почувствовал, что желание это настолько велико и настолько непреодолимо, что, должно быть, внушено мне свыше, и я буду горько жалеть, если не уступлю ему.
Под влиянием подобных чувств я поспешно вернулся в свою крепость, подготовил все необходимое для путешествия и с этим грузом побрел к плоту, спустил его на воду и навалил на него всю мою поклажу. Прося Господа направить меня в этом путешествии, я решил плыть к кораблю на следующее утро, когда начнется отлив.
Сначала я немного отошел от берега и двинулся на север, потом почувствовал, как плот подхватило течением, но понесло не так быстро, как тогда, когда я попал в течение с южной стороны острова и не мог справиться с ним. Руля веслом, я быстро приближался к кораблю и добрался до него менее чем за пару часов.
Перед моими глазами предстала печальная картина. Корабль, который, судя по типу постройки, был испанским, крепко застрял между двух черных скал. Всю его корму разворотило морской стихией. Носовая же часть, которой он с огромной силой налетел на скалы, грот-мачта и фок-мачта были срезаны, словно ножом. Однако палуба и бушприт уцелели. Когда я подошел к борту, на палубе появился пес, который начал скулить и повизгивать, как только я окликнул его. Я взял его на плот, и увидел, что он буквально умирает от голода и жажды и до того ослабел, что не в состоянии убежать от меня, хотя его глаза ясно говорили о таком намерении. Я дал ему лепешку, и пес проглотил ее, словно голодный волк. Затем я напоил несчастное животное пресной водой, на которую он набросился так, что мог бы лопнуть, дай я ему волю.