Жуткие приключения Робинзона Крузо, человека-оборотня
Шрифт:
— Но, Пятница, мы должны дать им отпор, — добавил я. — Ты умеешь сражаться?
— Моя стрелять, — заявил он. — Но они много, очень-очень много.
— Ничего страшного, — сказал я, — те, кого мы не убьем, испугаются выстрелов.
Тогда Пятница попросил разрешения находиться рядом со мной и сказал, что будет делать все, что я ему велю.
— Если ты приказать мне умереть, я умру, — сказал он.
Я сходил за ромом и дал ему выпить. Затем я велел ему взять два охотничьих ружья, стрелявших дробью, которые мы всегда носили с собой. Сам я взял четыре мушкета. Оба своих пистолета я зарядил двумя пулями каждый. На боку у меня висел мой огромный тесак,
В подзорную трубу я увидел, что к юго-западному побережью острова, к тому месту, которое я назвал мрачным храмом, подходят три пироги. На них прибыло не менее двух дюжин дикарей, хотя, возможно, в это число входили и пленники. Пироги подошли к берегу, и я потерял их из виду, хотя точно знал, что дикари высадились у мрачного храма, и поэтому их прибытие было связано либо с желанием устроить ужасный пир, либо с проведением еще каких-то жутких обрядов, а может быть, и с тем, и с другим.
То, как эти дикари попирали всякое представление о человечности, наполнило меня таким негодованием, что я вновь спустился к Пятнице и сказал, что намерен пойти и перебить их всех до одного. Я еще раз спросил, будет ли он сражаться вместе со мной. Он вновь повторил, что умрет, если я прикажу ему умереть.
Охваченный яростью, я по-новому распределил между нами подготовленное оружие. Пятнице я дал один из пистолетов, который он заткнул себе за пояс, и три ружья, которые он повесил на плечо. Сам я взял один пистолет и остальные три ружья. В кармане у меня была маленькая бутылка с ромом, а Пятница нес большой мешок с порохом и пулями. Я велел ему не отставать от меня, не шуметь, не стрелять, не делать ничего без моего приказа. А еще я запретил ему разговаривать. Так мы стремительно вошли в лес и пошли по нему. За многие годы жизни на острове я знал на нем каждый камень, каждое дерево, каждый пень, поэтому мы могли передвигаться быстро и тихо. Одним словом, такая пробежка произвела бы впечатление на самого зверя, если только ему были бы доступны подобные ощущения, но я чувствовал, что внутри меня он наслаждается моим стремительным бегом не меньше, чем обычно наслаждался своим собственным.
Пятница, у которого были большие ступни, да еще перепонки между пальцами, не мог передвигаться бесшумно, но он изо всех сил старался не шуметь и не отставать от меня.
Пока мы бежали по лесу, на меня нахлынули прежние мысли, и я начал сомневаться в правильности принятого решения. Не то чтобы меня испугала многочисленность дикарей. Поскольку они были нагими и безоружными, перевес был на моей стороне. Но я задумался о том, с какой такой стати, во имя чего я намеревался обагрить руки кровью. Для Пятницы можно было найти оправдание в том, что это его заклятые враги, они воюют с его народом, поэтому он имеет право нападать на них, но ко мне это не имело ни малейшего отношения. Эти мысли до такой степени истерзали мне душу, что я решил только приблизиться к дикарям и понаблюдать за их варварским пиром, а там уж Бог подскажет, как мне поступить.
Я как раз принял это решение, когда Пятница тихо присвистнул и указал наверх, и мы увидели, как из-за деревьев поднимается струйка черного дыма, ибо дикари уже развели костер у подножия своего огромного идола. Мы пробежали еще час, прежде чем вышли на опушку леса неподалеку от них, так что лишь тонкая полоска леса отделяла нас от того места, которое я называл мрачным храмом.
Там находились двадцать один серокожий
Я тихо подозвал к себе Пятницу и велел ему залезть на дерево и посмотреть, что там происходит. Он выполнил мое приказание и, спустившись, рассказал мне, что за ними можно наблюдать сверху. Они все сгрудились вокруг костра, поедая мясо одного из пленников, а другой лежал связанным на песке у основания идола, и Пятница сказал, что его убьют следующим. Он объяснил, что это был человек не из его племени, но один из тех бородачей, о которых он мне рассказывал. Я ужаснулся и, вскарабкавшись на дерево, разглядел в подзорную трубу белого мужчину, лежавшего на песке рядом с деревянным идолом. Его руки и ноги были связаны лианами. Это был европеец, и на нем была одежда.
Это зрелище заставило меня отбросить все терзавшие меня сомнения, и я решил уничтожить всех этих дикарей. Неподалеку, ярдов на пятьдесят ближе к ним от того места, где я находился, росло другое дерево, сплошь окруженное кустарником, благодаря чему я мог подойти к нему, оставаясь незамеченным, и оказаться на расстоянии половины выстрела от них. Сдерживая бушевавшую во мне ярость, ибо меня действительно переполнял гнев, я отступил шагов на двадцать назад, оказавшись под прикрытием кустов, а затем поднялся на маленький пригорок ярдах в восьмидесяти от них, откуда мне было видно все, как на ладони.
Нельзя было терять ни минуты, ибо девятнадцать отвратительных мерзавцев остались сидеть у костра, а двое направились к несчастному христианину, намереваясь прикончить его и, разделав на куски, зажарить их на костре. Они склонились над ним, чтобы снять с него путы, а остальные тем временем топали ногами, словно стучали в огромный барабан, да так, что кровь стыла в жилах, и распевали свои ужасные песни.
Я повернулся к Пятнице.
— Ну, Пятница, — сказал я ему, — теперь делай то, что я тебе скажу.
Он кивнул головой.
— Делай, как я. Внимательно следи за мной.
Я положил на землю охотничье ружье и один из мушкетов, и Пятница сделал то же самое. Из другого мушкета я прицелился в дикарей, велев Пятнице следовать моему примеру.
— Ты готов? — спросил я.
— Да.
— Тогда стреляй в них, — сказал я и выстрелил.
Пятница стрелял более метко, чем я. Он убил двоих и ранил троих. Я же убил одного, но он был самым отвратительным из всех, и ранил двоих.
Нетрудно представить, как они переполошились. Все, кто уцелели, повскакали со своих мест, не зная, куда им бежать и в какую сторону смотреть.
Пятница внимательно следил за мной, чтобы не пропустить ни одного моего движения. Сразу после первого выстрела я бросил мушкет на землю и взялся за дробовик, и то же самое сделал Пятница.
— Ты готов, Пятница?
— Да.
— Так стреляй же, ради Бога!
Мы вновь выстрелили в ошеломленных негодяев. Поскольку теперь наши ружья были заряжены крупной дробью или маленькими пистолетными пулями, мы увидели, что на землю упали только двое, но раненых было очень много, и они с воплями и визгом носились по берегу, точно безумные. Все они были в крови, а потом еще трое рухнули на землю, хотя были только ранены, а не убиты.